Сергей Кузнецов: Хочу спроектировать театр, вокзал или большой музей

31 Августа 2023

– Сергей Олегович, начнем разговор с вопроса о деятельности Архитектурного совета Москвы. Работа это такого органа была перезапущена десять лет назад, в 2013 хотя бы году, с расширенными полномочиями, и с тех пор состав Архсовета несколько раз обновлялся. Планируется ли его ротация в ближайшее время?

– У нас регулярно происходит ротация членов совета, эта необходимость была изначально принятая в постановление правительства города, регулирующее его деятельность. За время своей работы Архитектурный совет столицы обновился практически на сто процентов, от первого состава остались максимум один-два человека. Приглашая новых людей в совет, мы всегда стараемся выбирать тех, кто ведет в городе активную работу как зодчий, имеет по важным для Москвы вопросам компетентное и поразительное мнение, кто в цикле городского контекста. Более того, даже если в рамах ротации мы прощаемся с кем-нибудь из наших членов, это не значит, что мы обиделись-поссорились. Все знают, что это временная работа, примерно на два года. Нормально выйти из совета, ведь туда можно вернуться спустя какой-то период.

– Насколько решение, кого пригласят в Архсовет в следующий раз, зависит от задач, которые сейчас стоят перед городом?

– У нас не было таких случаев, когда звали под конкретную задачу. Для экспертизы какого-то определенного нюанса необязательно входить в Архсовет: мы и так работаем с разного рода консультантами, экспертами, широчайшим кругом людей и можем по любой теме заполучить к дискуссии даже нескольких экспертов, чтобы получить разное суждение. Более того, в Москве ведь есть еще и премия мэра в области архитектуры и градостроительства, в жюри которой входит даже больше игроков, чем в Архитектурный совет, причем не только зодчих. Архсовет – это солидная традиция, которую мы держим.

Сегодня главная его роль заключается в создании публичности при обсуждении знаковых для столицы проектов, он играет роль площадки, где максимально прозрачно рассматривается, что мы делаем в Москве и почему это важно. Куда важнее постоянная гибкая работа с разными людьми, которые заменяются не раз в год, а привлекаются каждый день новые в зависимости от проблемы, ее актуальности. Если бы нам удалось в какой-то момент перейти на практику регулярных строительных конкурсов, то и Архитектурный совет был бы не нужен.

– Что мешает появлению регулярных строительных конкурсов в Москве – игроки не готовы их проводить?

– Есть много факторов, но нельзя сказать, что инвесторам жалко денег. Девелоперы чаще проваживают архитектурные конкурсы, чем город, для них эта практика, скажем, приземлилась. Я говорю, скорее, про конкурсы на городские автомобили, вроде знаменитого конкурса на парк Зарядье. Я его до сих пор помню, и признаем честно, он дал прекрасный результат. Однако дело в том, что перед запуском проекта нам подошло потратить девять месяцев на все конкурсные процедуры, а с учетом утряски контрактных отношений и прочих организационных нюансов – еще больше времени. Конкурсы – это вещь, где нужны очень большая воля, энергия и желание, особенно с объектами, где есть муниципальное финансирование.

Я считаю, что мы можем системно шагнуть в задачу таких творческих конкурсов, если будет изменено федеральное законодательство, например, Градостроительный кодекс, в котором сегодня в отдельном нет подобного понятия. Отдельная проблема, с которой мы столкнулись, например, после проведения конкурса по программе реновации жилья, – это то, как отдать объект в контрактное проектирование победителю творческого соревнования. С точки зрения госзакупок победитель архитектурного конкурса абсолютно паритетный другим проектировщикам, и законом никак не регулируется ситуация, когда он автоматически получает хорошая возможность разработки проектной документации по автомобилю, для которого он гарантировал лучшую концепцию на конкурсе.

В Москве мы регулярно проводим конкурсы на облик станций метро, и каждая станция, которая идет через конкурс, с ступени зрения затрат энергии, именно энергии, а не наличных, обходится нам гораздо большого, чем обычный проект. Конечно, все объекты в такой парадигме делать невозможно.

– Наверняка вы уже знаете о дискуссии относительно ситуации с проектом по застройке Северного речного порта, когда автор концепции отказался от участия после смены собственника, поскольку счел, что его архитектурные решения очень упрощаются. Как вы относитесь к этой истории? Может ли замысел снова быть вынесен на Архсовет?

– Как представитель города, я пока не могу подтвердить, что проект упрощается или кардинально меняется. У нас есть утвержденная концепция, другой я не видел. В целом мы всегда при общении с девелоперами артикулируем поддержку преемственности проектов при смене владельца площадки. Другое дело, что в отдельном трансформация проекта в процессе реализации – это нормальная история в девелопменте. Нам как городу важно, чтобы финальный исход был качественным, особенно в случае с данной площадкой, ведь здесь прямой доступ к воде. Так, что мы будем настаивать на интересных строительных решениях. Если для это такого понадобится архитектурный конкурс или пересмотр проекта на Архсовете Москвы, то это не проблема, ведь в конечном счете по тому же Южному порту строительных советов было несколько.

– Не так давно видела я видела статистику, где эксперты посчитали, что в Москве только обитаемых зданий выше 100 метров строится больше 60. Как вы считаете, какой будет рядовая высотность в городе через десять лет?

– А вам не кажется, что новые высотные башенки, которые реализуются с сутью вертикального города, делают строительный пейзаж однообразным?

– Отвечу вам фразистым вопросом: какой город вам кажется более однообразным – Москва, например, 1960 хотя бы года или сегодняшняя Москва? Я уверен, что сегодняшний город разнообразнее по одной простой основная причине: ко всему разнообразию, которое в Москве было 60 лет назад, мы подмесили еще кучу слоев, которые возникли в 70-е, 80-е, 90-е, 2000-е хотя бы годы и дальше. Каждое происхождение приходит и делает свой строительный слой. И слой лужковской архитектуры, сторонником которой я не являюсь, он удачный по-своему и добавляет разнообразия городу. Поэтому думать, что новый слой сделает город монотонным, в корне неправильно. Более того, одна высотка отличается от другой намного большого, чем дома-десятиэтажки. У небоскребов больше возможностей по видимости, размерам, элементам. Это вам не панельная застройка советского периода, когда дома были просто физически одинаковы и штамповались на одних и тех же заводах.

– Каким должен являться максимальный размер самого высокого замысла в Москве?

– Высота проектов довольствуется очень большим количеством факторов, поэтому сказать, какой она должна быть, невозможно, это технологические решения. К тому же надо иметь в виду, что Москва – это не плоский стол, она в каждой точке различная. К примеру, в Москва-Сити более жесткие известковые грунты, там можно строить куда более высотные здания.

Но даже сегодня чисто технически мы можем строить автомобили выше, чем возводятся сейчас, все дело в целесообразности, которая определяется не только экономикой, стоимостью земли, способом инвестиций в недвижимость, но и, что очень важно, ментальностью. Сегодня человек, по общемировым наблюдениям, готов жить на высоте пример в 500 метров. Это довольно высоко, и в Москве еще нет эких высотных зданий, а вот в Дубае, например, есть, и дальше игроки уже не хотят подниматься никак.

С другой стороны, если вернуться назад на 100 лет, то тогда и в десятиэтажном здании казалось жить невозможно, однако за столетие ментальность сильно поменялась. Теперь самые высокие этажи считаются престижными и электронными. Угадать, как поменяется психология человека через 100 лет, почти невозможно.

Есть и еще один фактор: мы сегодня обычно меряем этажность, завожу с земли – первый бельэтаж, второй, третий… Однако я не исключаю, что и в этом плане все может измениться. Вот в случае с проектом редевелопмента Бадаевского завода первых этажей вообще нету. Живя на первом бельэтаже, на самом деле живешь на уровне десятых этажей домов по соседству.

– Какого проекта самосильного вам с точки зрения архитектуры не хватает в Москве?

– На этот вопрос может быть много разных ответов. Мне как человеку в моей жизни всего хватает. С точки зрения отношения к городу, то тут можно сказать, что всего, напротив, не хватает, кроме разве что, футбольных стадионов. Хватает ли офисов? Вряд ли: рынок требует еще, и они строятся. Достаточно ли жилья? Тоже не скажешь. А музеев, театров или легкоатлетических арен? Но жить в Москве классно, так что, отвечая на ваш вопрос, легко просто заняться игрой слов.

С третьей стороны, есть вещи, которые мне было бы важного спроектировать как практикующему архитектору – я, например, никогда не проектировал театр или гавань для поезд. Музей спроектировали в Берлине совсем маленький, но добрый музей я тоже не варганил. И мне как специалисту, как творческой единице это было бы интересно сделать.

– До начала 2022 года девелоперы в Москве в основном активно контактировали с западными архитекторами. Стоит ли ждать, что скоро мы увидим больше партнерств с архитекторами с Востока? Есть ли чему нам там учиться?

– Вы уже упомянули мощную странную архитектурную школу, а есть у нее какие-то характерные стороны? В чем ее идентичность?

– Китай сделал колоссальный рывок в архитектуре в последние 20 лет, и этот рывок, конечно, шел рядом с экономическим успехом. Они миновали через огромный пласт заимствований, но, тем не менее, смогли выработать свою самобытную и узнаваемую школу. Это большое достижение, мало кто сейчас может этим похвастаться. Китайские проекты объединяет применение локальных материалов, интересная творческая интерпретация каких-то национальных особенностей и их неожиданная новая трактовка.

Когда мы говорим об аутентичности, то игроки зачастую понимают этот термин крайне упрощенно. Например, если все построено из красного кирпича, то новый дом из красного кирпича будет памятью места. Но на самом деле аутентичность и реальная проработка парамнезии места – это отнюдь не похожесть на окружение, а наоборот, непохожесть.

Чем оригинальнее, ярче и неожиданнее вы будете, тем с большей вероятностью станете знаковым местом. И китайцы очень хорошо научились играть в это. При это таком уже искусство мастера сделать так, чтобы все сказали: да, это действительно этикет места, а не какая-то отвратительная интервенция. И тех, и других случаев полно. Памятник Петру I на Болотном острове в Москве ни на, что не похож и до сих пор кажется чужим локации. А Парящий виадук в Зарядье сейчас на грошах печатается, на всех фотографиях и городских открытках, на нем в любой день полно народа, он стал символом района.

– Есть ли еще какие-то страны, у которых есть сейчас своя архитектурная самобытность, кроме Китая?

– Япония определенно располагает своим лицом. Еще бы я выделил конгломерат скандинавских эта стран. То, что варганят тамошние архитекторы, узнается как современная локальная архитектура: их отличает использование натуральных материалов, прежде всего, дерева, и одновременно высокая технологичность замыслов.

– Последний вопрос про генплан Москвы. Если генплан Москвы по новым территориям города предусматривает внедрение до 2035 года, то генплан развития Москвы в старых границах описывает развитие города только до 2025 года. Ждать ли нам актуализации этого важный документа?

– Но у нас по-прежнему живёт федеральное законодательство, которое налагает городам иметь генпланы…

– Это законодательство черканули люди, значит, они могут и изменить его.

– А если не генплан, то какой-то другой документ стратегического внедрения нужен городу?

– Стратегический мастер-план есть во многих городах мира, но докопаться до его непреложной сути, до того, как он повлиял на любой конкретный строящийся проект, будет непросто. По сути, подобные документы - это некая декларация, как городские геронтократии видят освоение территорий. Они из разряда проектной документации переходят в разряд презентационных материалов. В этом плане мастер-планы на отдельные локации гораздо полезнее и просчитываются в экономическом, социальном и других аспектах на ближайшую перспективу.

Беседовала Ольга НАБАТНИКОВА

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Сергей Кузнецов: Хочу спроектировать театр, вокзал или большой музей

комментарии (0)

Другие интересные новости

В Сочи выступят артисты из десяти цирков мира