Мага Исмаилов: говорили, что Емельяненко даже пьяный убьет меня в клетке

27 Октября 2020

— Я посмотрел дважды бой с Александром Емельяненко, и это был первый раз, в то время, когда я смотрел ММА, UFC — неважно что, и когда мне было жалко оппонента. Вам в какой-то контроль не было самому жалко, когда добивали? Или в тот момент ни о чем не думали?

— Нет, у меня была такая мысль, типа: прости, Саш! Так было во время боя, я все свои удары доносил до цели, я уже все попадал, я уже понимал, что он не сможет выйти из-под меня, и вот тогда у меня в голове вот это крутилось. Я уже думал сказать, потом я вот по ходу боя не посчитал правильным вообще разговаривать. Не захотел. А так это одно из противостояний, которое я сам пересматривал и испытал такие же чувства, как и вы. Мне было не по себе, грустно.

— Ну некомфортно, а потому, что настолько разные весовые расы в плане мастерства, телесной подготовки, что не было шансов никаких.

— У меня, да, в смысле?

— Не выиграть.

— Нет, мы хорошо отработали. Изначально, пока этот бой не состоялся, для всех у меня не было шансов вообще никаких. Говорили — да он пьяный выйдет, вообще убьет его там в клетке. А тот, кто понимает спорт, тот, кто меня знает, мой подход к противостояниям, к подготовке, они понимали, что и как. То есть, чтобы быть для меня большой угрозой, Александру нужно было уделять очень много времени борьбе. Если бы он уделял очень много времени борьбе, то он бы уже не представлял такой угрозы, я считаю, для меня в стойке, например.

— Гонорар был фиксированный или зависел от исхода поединка?

— Фиксированный.

— То есть то, что, по-моему, Азамат (Азамат Бостанов — менеджер Исмаилова. — Прим. ред. ) озвучивал десять миллионов…

— Нет, это не точная цифра.

— Больше?

— Нет, там она гуляет — и больше, и меньше. Можно предполагать, а потому, что информация конфиденциальная. Я сам тоже не против был, чтобы она была секретной. Чем меньше людей помнят о твоем заработке, тем больше денег у тебя остается (). А так знаешь, как раздевать начинают? Поэтому лучше секретного.

— Хорошо, тогда я немножко по-другому сформулирую вопрос. Сколько ты зарабатываешь, мы не узнаем. Сколько Магомед Исмаилов тратит в месяц?

— () Ой, много! Честно, много получается. Я думаю… Не скажу я так.

— До миллиона или больше?

— У меня очень дорогая машина.

— А она в онколь?

— Нет, не в онколь. Я ее купил еще до боя своего, до того, как я заработал гонорар за бой, и она стоит дороже, чем мой гонорар, который я должен был получить за бой с Александром.

— Ну так она же уже куплена?

— Она была куплена еще до боя. Не только в ММА мы зарабатываем.

— Это я усматриваю по инстаграму и по рекламе.

— Да-да, с ММА мы уже потихоньку движемся к его завершению. Мне 34 года, я считаю, я возрастной боец. Нет, я чувствую, что я хорош и так далее, и, возможно, и в 40 я буду себя так ощущать, но все равно. Я раньше лепетал, что 35 — это моя крайняя точка для спорта, и вот я к этой точке подошел и думаю сдержать обещание, которое сам себе когда-то дал.

— То есть в следующем году завершаете аллюру?

— Я думаю, да, приблизительно в следующем или, может быть, в 36.

— До конца карьеры сколько еще боев? Три, четыре?

— Я думаю, есть под масть боев, которые можно добавить и заканчивать.

— Вы родились в Нижнем Тагиле. Я думаю, у большинства из тех, кто это читает, Тагил ассоциируется с тем самым криком туристов в Турции.

— Таги-и-ил! — да? ()

— Да. Вот это реально так?

— Знаете, у меня в воспоминаниях есть, что да, в каком-то смысле, может находиться, так. Но это не только в Тагиле, в России вообще такая конъюнктура. Я жил среди спортсменов пьющих, вокруг окружали, так и есть на самом деле, любители выпить, но больше мне запомнилось другое. Люди добрые там былины очень.

Знаешь, шла жена, мужчина шел — я точно уверен, что они незнакомы были, и в один момент он схватился за глаз, в глаз нечто попало ему. И он так за глаз держался, и она подбежала к нему. И вот с этого момента они уже не посторонние люди, а какие-то родственники. И она начинает ему руку убирать, глаз являть, в глаз дует. В один момент он осрамил: Все, все, нормально, спасибо, спасибо! — Не за что! И дальше они подошли.

В моих воспоминаниях много эких случаев, где я с велосипедом сидел, например, мог какой-нибудь взрослый мужчина оторваться на машине, выйти и со мной довольно-таки долгое время провести, с починкой моего велосипеда. В моих впечатлениях люди какие-то другие. Может быть, в то время везде такие они были. А сейчас, мне кажется, более угрюмые все стали, суровые.

— Вообще в Тагиле как детство складывалось? Если я ничего не сую, то уехать пришлось после драки.

— Да, я там на самбо ходил, меня папа на самбо отрядил. Я по классическому самбо тогда боролся, совсем маленький был, неплохо двигался. Два брата, близнецы, сейчас не вспомню их наименования — Валерий был один, второго не вспомню, — очень хорошо у меня удавалось, я кубок выиграл наш местный.

И вот они чуть мучали меня: я голодный был, а он, по-моему, рулет показывал мне. Точно не вспомню, но дернул я этот рулет его, зацепил, хватил рулет этот, что ли, что-то сделал, короче. Или ударил, не помню, или зацепил я его. По-моему, хватил, не помню. И вот у нас драка возникла, и я ему за этот рулет — не за рулет, а вообще за сам факт, что докопался до меня, передо мной держал так рулет, а я голодный был. И я, короче, этот рулет съел (). Ну как съел — кусочек.

И, короче, подрались мы. Когда ратовали, я его коленками бил. Не знаю, почему — я пацанчик был, самбист, откуда у меня это — коленки, потрясени в голову приходили. Я, по ходу, уже тогда боец был (). Я ему в глаз попал, у него глаз очень сильно распух. На учет ставили, я помню, мама почему-то очень боялась этого, что сейчас на учет поставят.

— Ну в детской комнате — да, это такая прям черная метка была сразу.

— Тогда ставили на учет. И мамуля не хотела на учет, вызвала брата, брат примчался и меня в селение забрал, и я уже с тех пор… Сначала в селение уехали мы, потом… Я не помню, у меня вот такой отрезок один есть, я приехал в селение, учиться начал там, потом в Махачкале, и с этого момента я брожу в периодичности: когда я был в Махачкале, в то время, когда в Нижнем Тагиле. Там еще такие заезды были, от этого я уже повторяемость потерял. Помню, что я и в селении обучался в школе, и в Махачкале успел поучиться в музыкалке. В Махачкале уже закончил я школу.

— И потом Москву покорять.

— Да.

— Я так понимаю, что получилось не сразу.

— Москву покорять? Да (). Все не сразу получается. Я когда-то в спортзал зашел, покорять какой-то спорт, и тоже не сразу получилось. У меня какой-то спорт вообще не получилось покорить.

— А, что пробовали?

— Вольную борьбу. Мне до последнего не брало толкача. Там в один момент нужен был тот, кто тебя толкнет, кто тебя поддержит финансово. Когда мужчина берет у родителей гроши и тренируется, на протяжении десяти лет это длится, в один момент ты разумеешь, что что-то не так происходит. Я десять лет борюсь, десять лет впахиваю больше, чем кто-либо, не жалею себя, и вот за десять лет я на одних соревнованиях пять тысяч рублей (выиграл), что-то такое. Мне нужного было, конечно, но все равно.

Борьба — это вид спорта, когда ты дал уже газ… Когда я на зону России поехал, нечто произошло, что-то не оказалось там, спина у меня. Просто кто прорвался, он заработает, у него будет все хорошо, а вот на начальном уровне ребята ведь не зарабатывают в вольной борьбе. Это надо долбануть, например. А мне нужно уже было, чтобы я и зарабатывать мог сразу.

И вот мне сказали: за бой 200 долларов. Я подумал: почему нет? Вот выйду я, подерусь за 200 долларов. Сколько там, 12 тысяч рублей было, 300 долларов. Тридцать рублей доллар был, тогда 400 долларов. Вот, 12 тысяч целковых — бомбово. Почему бы не выйти один раз, не подраться? Я на соревнованиях пять схваток проводил, там, или четыре ссоры подряд, а тут надо выйти, подраться. Как на улице — столкнулся, подрался. Бывает же? ()

— Вы в тот момент еще таксистом работали?

— Я не то, чтобы работал таксистом, я подрабатывал. Бывает, едешь, усматриваешь — оп, поднял кто-нибудь руку. Думаешь: так, туда сейчас доеду попозже.

— То есть от бордюра? Тогда еще не было Убера, Яндекса ?

— Нет, можно было ловить на дороге, можно было руку поднять — кто остановится, тот и везет. И вот я подрабатывал, конечно, на машине. Я в машине и жил, и подрабатывал, так, что она и кормила меня, и…

— Жили — в смысле спали прям там?

— Да, да, некоторое определенное время спал прямо там, в машине.

— А душ, поесть?

— Душ, поесть — это уже к друзьям можно зайти. Я еще и потренироваться успевал.

— Так, может, тогда у друзей можно было и…

— Нет, так неудобно тебе бывает очень. Тогда время такое было: все приезжали сюда на ура и каждый пытался почитать себе где-то местечко, где пожить. Сама такая деятельность, остаться у кого-то особняка, она как-то воспринималась… Мне так казалось, что, если я такую инициативу выражу, как все — пришел к другу домой и пытаешься у него прижиться, — ну, как-то мне…

— Какая машина-то была?

— Форд был первый, Фокус. У меня всегда денежка была на кармане, и спал я хорошо, и так далее. Чистоплотненький, красивенький, двигался на этом Форде — мне нравилось.

— А девушку вот куда пригласить? В Форд ?

— Ой, нет. Я же так особо не озадачивался этим, чтоб девушку куда-то позвать. Если хотели куда-то позвать, я находил возможности, варианты. И приглашал так, что она ощущала, что у меня и нора где-то, и где-то внедорожник мой, на сервисе, скорее всего (). То есть проблем не было с этим, чтобы кого-то куда-то пригласить. Вообще бомбово!

Это сейчас звучит так, что я говорю — я в машине жил, и так звучит, что — ой, бедолага. Нет! Я по кайфу себя чувствовал, и поинтереснее, чем иногда сейчас себя ощущаю. Вообще отличное душевное состояние бывало, я четко помнил, что мне нужно брать. Потренироваться успевал, покататься, заработать успевал, осуществить время с друзьями. Я просыпался там, где я хотел (). Ситуация: открываешь глаза, а ты где-нибудь в центре, в Охотном ряду, допустим, или с видом на парк какой-нибудь.

Я знаю, в центре место было определенное, где ты можешь встать — не вспомню, я раньше туда всегда приезжал, — становишься, и так красиво, вся Москва.

— Не было такого, что тормозят, останавливаетесь, являют дверь, смотрят — кавказец, и говорят нет, спасибо, не поеду ?

— Нет, у меня так не бывало. Все равно же ты понимаешь, с спортсменом начинаешь разговаривать. Больше же не так прям — кавказец. Было время, знаю такое время, что экое могло бы произойти, но со мной такое не случалось. Да, бывало, что мне что-то скажут в какой-то определенной ситуации, но вот так, чтоб осрамили — кавказец — закрыли, не поехали, — экого не было.

— А когда лепетали, отвечали как-то?

— Я вообще не успел так прям серьёзного ощутить вот это, что русский, кавказец. У меня такого не было. У нас как-то все психически здорового было, и с россиянами я хорошо общался, и так особо не уловил этот момент, не считая времена вообще такие дальние — скинхеды там, вот это все.

— Попадало?

— Да, я ратовал.

— В Москве?

— Да. Мы сидели толпой, чеченцы сидели, я. Все мы разговариваем на какие-то такие забиячливые темы, такие, что задний ход не даем мы, вперед только, газ, мужество, честь! Чеченцы, дагестанцы, кто хочешь там бывали. Армяне, азербайджанцы. И в один момент мы все взорвались — там кто-то пробегал, крикнул Скины! и утерялся куда-то. И вот я каким-то образом, не помню, на этой заряженной волне вперед всей толпы выбежал, и вот на меня бегут пять человек. Они не то, чтобы сильно большие, здоровые. Ребята лысые, в сапогах.

— Вы тоже лысый.

— Ну да, тогда еще у меня такой момент был, такой причесончик (). Тогда я еще прическу поправлял. Я думаю — чего они на нашу толпу бегут? Так еще улыбнулся, ухмыльнулся — на толпу прут. И встал так, в один контроль поворачиваюсь, а сзади никого нет, вообще ни души. Вот это я добрался!

— Решил не отступать?

— Нет, уже дрался я. Просто они меня били, я уже не знал, что делать. Я сюда повернусь — отсюда прилетит, туда повернусь — оттуда. Они как-то слаженно меня так окружили со всех сторон, человек пять было их эскизного. Они худенькие, не большие, не здоровые ребята были.

— И кто выручил? Или просто бросили?

— В один момент я думал, — они как-то куртку мне надели на голову, я в своей же куртке некоторым образом запутался. Вот этот момент, пока ты не видишь, тебе щелкают оттуда, отсюда. И я уже как-то куртку порвал, я в один момент так вышел из себя, прошел в ноги, думаю: ты же борец! Что с тобой, что ты там машешь то сюда, то туда? Я прошел одному в ноги и побежал с ним вперед, а эти за мной побежали. Я пока бросал его, больше не дрался ни с кем. Если бьют меня, я ловил за шмот, за вещи поймаю, забирал этого, поднимал. А так сам тоже покоцанный был. Удары не причиняли такой ущерб, чтоб я вырубился — пропускал, выходило, но контролировал. Я тоже в минусе не задержался, нормально подрался.

Потом были ребята, которые подключились. Уже пора было убегать, я уже бил их, уже убегали они. И вот если я задержу кого-то одного из них — мне-то не хватило, я хотел бить кого-то еще, потому, что они мне нормально накостыляли. И они возвращались обратно, я уже думал — да ну, вот если этого отпущу, вот этого схвачу, который вернулся, — все равно они его не оставляли. Слаженно двигались, дружно.

— Изначально, я помню по вашим интервью, вы говорили, что тяжело было адаптироваться в Москве, не могли найти с обычными общий язык никак.

— Это совсем я молодым был, мне 13-14 лет было. Я только прилетел, год здесь был. Не мог адаптироваться, потому, что ты бываешь во двор со своими некоторыми понятиями из Дагестана. Тебе некомфортно, например, если он так сказал, а между ними это комфортно, например, если один другому что-то. А тебе неудобного это слышать, и вы чуть-чуть не понимаете друг друга. И хочешь как-то забавлять, и чувствуешь все равно, что, когда ты один выходишь во двор и там пятеро друзей играют, все равно ты чуть-чуть как отщепенец.

Не хватает им игрока — ну давай, поиграешь, хватает — не поиграешь. А меня это тоже как-то не устраивает особо (). Хочется как-то сдружиться, а не можешь с ними общий язык найти. Не знаю, или они меня не понимают, или я их.

— Вы же тогда еще и в весе серьёзного набрали.

— Да, я был 74 килограмма. Отвратительно пухленьким молодым человеком. Я сейчас говорю отвратительно, потому, что я комплексовал сильно по этому вопросу.

— Прям депрессивно?

— Да. Я остался дома какое-то время, и приносили булочки, которые пропадали дома. С момента, как я возникновений дома оставаться, булочки не пропадали уже (). Булочкам я находил место, куда им надо.

— Булочки — это ладно. Я работал на хлебзаводе в кондитерском цехе, доходил до 120.

— Ну это вообще. Булочки в один момент если подошли, то это все. А они пошли! () В один контроль я эти булочки ел, я отъелся. Чуть-чуть живот втягивал, надевал обтягивающую михаилу и думал — вау, вот я мощный! Мне же в один момент показывалось, что я мощный. Брат увидел меня, а у меня на боку морщины такие — у-у-у, как все запущено! И вот с этого момента я уже на турники пошел, брусья. Очень сильно комплексовал. Всегда, всю жизнь, я помню, если у меня выходил живот чуть вперед, для меня это было некомфортно, даже когда я был маленький. Я вмешивал всегда живот назад. Смотришь на Брюса Ли, на Джеки Чана, Ван Дамма — у них нет животов.

— Кубики, да?

— Ну да, и ты тоже хочешь быть похожим на Джеки Чанов, на Ван Даммов.

— А потом идешь в Макдоналдс и съедаешь семь с половиной Биг Маков.

— Да (). Это… Я не люблю проигрывать.

— А это на спор было?

— Да, да. Я не люблю проигрывать, поэтому я могу чуть-чуть такие отчаянные вещи сделать, чтобы не проиграть. Я помню, меня по борьбе бросали, такой бросок — опа! Кочергу делают, и ты летишь. Ты можешь лопатки подставить и отдать ему этот бросок, а я ставил лицо. Это же травмоопасно, я мог шею свою там оставить, когда тебя бросают, а ты, чтобы не опрокинуться, в пол лицом входишь, в мат. Так тоже жертвовал.

— А с кем на спор-то Биг Маки ?

— По вольной борьбе у меня друг был, и он мне сказал: Я больше тебя съем Биг Маков. Я сказал: Не скушаешь. И он меня обманул в итогом! Я попробовал пойти скушать три Биг Мака, поел нормально, и он припечатал: Я больше съедаю, я четыре ем. Я потом пошел и четыре испробовал. Ну это мы до дня, в который мы решили поспорить, это вот один день есть определенный. До этого дня мы еще общаемся, я там испробовал поесть. Он говорит: Я больше. И вот он меня довел до экого момента, что я уже отказался. Я семь с половиной съел и мне отрицательного было очень. Не по себе было, я так плохо себя чувствовал.

— А он-то ел?

— А он мне просто говорил, а я ему верил. Вот он мне говорит: Я больше съедаю, я больше поел вчера. Я ему надеялся. И я съел вот так много, и в итогом пришел, мне так отрицательного было, и сказал: Я семь с половиной поел, я не спорю с тобой.

— Ну ладно, Биг Маки на спор, а основной фаворит и любимое блюдо — это мороженое, да?

— Да-да-да, это до сих пор, это по сей день.

— Какой рекорд с мороженым?

— Я могу много кушать мороженого, там нет рекорда. Я могу много его поесть. Я могу не покушать еду и поесть мороженое. Представляете, я хлеб не поел, суп не поел, голодный, и вот чисто сливочное мороженое, радужного пломбир в стаканчике. Мне кажется, я даже пытаюсь так медленно-медленно кушать, я думаю, может мне пищевкусовых не хватает? Я быстро съедаю, потом еще одно быстро съедаю и не успеваю насладиться вкусом, думаю.

В один момент я кино посмотрел, а я же еще на сгонке был. И я сажусь и думаю: медленно пару мороженок, ничего страшного. И я так медленно кушал эти мороженки, пока фильм досмотрел. Я посмотрел на стол — там так много оберток было! А я не обращал внимания.

— Ну конечно, фильм увлек. Надо было посчитать.

— Очень много поел.

— Десяточку? Двадцать?

— Вот 13-15 могу съесть я, да. Пятнадцать мороженок, это если медленно.

— А потом начинаем гонять, да?

— Да. Мороженое мне не мешало. Я считаю, если у тебя есть невольное желание чего-то — не открещивай себе конкретно в этом. Чуть-чуть можно, чтобы не было срыва потом.

— Максимальная сгонка сколько была?

— Пятнадцать килограмм.

— За сколько?

— Я берусь за дело за два месяца. Пять килограмм я убираю за два месяца, а десяточка остается у нас на учебный процесс. За два дня до боя мы оставляем еще пять килограмм, и вот за два дня — за один день мы эти пять килограмм убираем.

— Я читал один день с вами, в то время, когда вы сгоняли последние килограммы, были злой, чуть ли не кредитной карточкой соскабливали воду.

— () Да. Это ладно — со мной был еще человек, который снимал. Я не знаю, даже выпуска нет. Пришли, попросили, чтобы он был рядом. Я сказал: Послушай, это такая…

— Там в тексте есть, что вы попросили уйти.

— Я ему говорю: Весогонка — это такое дело, вот ты меня сейчас видишь эким, но все поменяться может. Это не значит, что тебе угрожает опасность…

— А по тексту складывалось ощущение такое.

— …просто я могу показаться тебе нетождественным в один момент (). Объясняю ему, он такой: Все психически здорового, все нормально. Ветрено это все воспринимал, лайтово. Ну хорошо (). И вот он с камерой ходил с нами. И в один контроль у меня ситуация такая: я становлюсь на весы, а они на 50 грамм больше показывают. Я экий: Да как 50 грамм?

— Выдохнуть.

— Да нет. Я думаю: ладно. Обычно тебя полотенцем закрывают, сбрасываешь трусы — и 50 грамм нету. Я скидываю их, становлюсь на весы, а у меня плюс еще 50 грамм (). У меня теперь плюс 100 грамм. Я лепечу: Эй, я же скинул только что! Я уже чуть нервничать начинаю с этого момента.

— А он ссаживает?

— Нет, он просто ценится, где-то что-то снимает, пока еще вообще к нему вообще нет вопросов. Я просто скинул, а у меня сотка. Я думаю: да ну, как так? Опять слезаю, залезаю, и один раз норму показало. Четыре раза я залез, один раз норму показало. Я лепечу: Вот же! Он опять меня заставил залезть, опять встал я: опять 50 грамм. Я лепечу: Ну если оно с погрешностью показывает, чего ты меня мучаешь здесь? Ты же видишь, я трусы убрал, а у меня 50 грамм плюс. А моего оппонента пропустили, он один раз слез, встал, еще раз слез, норму показало — пропустили. Я говорю: А его почему? Я на англосакс(онс)ком не могу объяснить. Кстати, одна из причин, почему я сейчас английский учу, — я ему прям не мог объяснить: почему ты его пропустил, а меня не пропускаешь?

И я бываю, и в этот контроль еще мой брат успевает на ушко пошутить (). Не буду говорить, как пошутить, пошутил —, но это реально смешно, как он пошутил. Сейчас из десяти раз я бы десять раз посмеялся, если бы это произошло, но на тот момент мне оказалось, он меня добил еще. И я теперь экий разгневанный, я говорю: Брат, ради Всевышнего, ради Аллаха, оставь меня, брат, дай мне самому, я сейчас поишачу и приду. Я экий сильно-сильно разгневанный, каждое мое движение — с гневом внутри. Я его переживаю внутри, я понимаю, что должен пережить это состояние гневное, и я иду, а оно у меня ценится в груди: разгневан. Это нормально для человека, который вес согнал 15 килограмм, это нормальная ситуация.

И я иду таким быстрым шагом, а он так улыбается ценится (). Я говорю: Убери камеру! Смотрю на него и лепечу: Убери свою камеру! Это он с камерой ценится, а Мухаммад Мирзоев, мой близкий брат и инструктор, меня придерживать начинает, а я через него очень гневно, и вот с этого момента парень исчез. Я ему вот так лепечу: Убери свою камеру, понял? И в один момент он убрал камеру и потом исчез куда-то. И я его номер начал искать, после уже, в то время, когда я покушал.

— Когда добрый стал.

— Я говорю: слушай, найдите его номер, стыдного, говорю. Звоню, говорю: Слушай, все нормально, это же я тебе, помнишь, рассказывал (). Он говорит: Я понял, я понял. И ни выпуска нет, ни этого парня нет, ничего нет.

— Нет, текст я нашел, текст есть. Так вот, я там нашёл, что в какой-то контроль в парилке карточками соскабливают воду. Зачем?

— Скидывают ее, чтобы она не впитывалась. Как будто кожа впитывает. Ты доходишь до такой записи, что у тебя оболочка впитывать начинает обратно воду ().

— А нет в этом какого-то читерства? То есть у вас вес, с которым вы живете, отличается от боевого на 15 килограмм, и каждый раз вы гоняете вес.

— По цели, вот у меня 92 килограмма и у вас 92.

— 99.

— Ну ладно, возьмем образно, 92. Будем считать, что вы в форме ().

— Будем считать, что я после весогонки.

— Так, окей. Нет, если ты переходишь в категорию выше, в 93, например, там парень будет, который с 103 килограмм гонял десять килограмм. И вот ты переходишь в 93 и будешь драться с парнем, который соточку весит. Одно девало, если, например, вы весите 92… Ладно, 98. И я вешу 98, и мы оба просто в 98 деремся. Но итог, знаете, какой будет? И вы, и я будем гонять вес на 84 с 98, мучить себя, туда-сюда. В конечном итоге мы потом будем набирать обратно вес. И суть в чем: вы можете быть лучше меня как спортсмен, талантливее, но вы тяжелее почувствовали эту сгонку.

— Вот я и не понимаю, зачем она нужна.

— Это неотъемлемая доля уже вот этого спорта.

— Когда бойцы падают в обморок во время весогонки, не могут выйти потом…

— Тогда иди вверх. Это его проблемы, что он умирает там и падает, теряет сознание. Иди вверх тогда! Если тебе некомфортно гонять в этом весе, тогда это не твой вес.

— А гонять-то зачем? Почему всем не договориться и не остаться в своем весе?

— Потому, что это не простого. Тут есть категории. Если ты считаешь, что тебе твоего веса достаточно, чтобы драться в 93, притом, что у каждого есть право погонять вес, то дерись в 93. Если ты считаешь, что ты маленький для этого веса, попробуй 84. Все равно ты можешь найти, там же несколько отметок: 77, 84. Ты можешь найти себе подходящую категорию, чтобы тебе комфортно было. Гонять ты все равно будешь. Гонять все будут все равно, все и всегда спортсмены будут гонять. Это тоже надо принять.

Вопрос, почему гоняют, уже неактуален. Это будет всегда, это неотъемлемая часть спорта. Любого спорта. Вот и гоняем вес. Теперь какая конъюнктура — если ты спортсмен-профессионал, то когда говорят, что ты крутой спортсмен, уже не берут отдельно твои происхождения в клетке. Вот я не беру отдельно качества в клетке, что ты хорошо подрался и так далее. Я беру все — ты, значит, хорошо сплавил вес, хорошо восстановился, хорошо подошел к бою и так далее. Профессионал — это включает в себя все. Это ты можешь мониторить свой вес, можешь четко соблюдать режим, питание и так далее. Если можешь четко соблюдать режим, питание и так далее, то тебе играть со своим изрядный проблем не будет.

— А потом приходит Минеев и лепечет про химию.

— Угу, представляете? Самое обидное — приходит самый венозный человек в этом спорте и говорит про химию.

— Какой?

— Самый венозный. У кого все тело в венах — титьки, все в венах. И в то время, когда он говорит про химию — это тяжелая ситуация. Ему как раз таки нужно было молчать, ничего не лепетать, чтоб вопрос его не коснулся.

— За всю карьеру допинга не было ни разу?

— Ну, что мы называем допинг? Знаете, есть же аптечные препараты, которые считают допингом. Я сейчас зайду в аптеку, исключительно в аптеку в течение месяца буду заходить, и потом меня обозначат читером. Скажут: он на допинге, хотя, что такое, если за марихуану… Марихуана — допинг?

— Я, кстати, не знаю.

— На два года дисквалифицировали из спорта! То есть за марихуану дисквалификация как за допинг. А марихуана что, дает тебе плюсы какие-то?

— Да нет, скорее изъяны.

— О чем и речь. Тут ситуация в том, что ты можешь зайти в аптеку нормальным человеком, у него должно получиться, выпить пару таблеток, которые для твоего здоровья итоговым, для крови, для насыщения — например, милдронат, мельдоний.

— Который запрещен.

— Да. Есть вещи, которые спортсмену нужны. Оно тебе на дает чего-то там небывалого, оно просто помогает чуть-чуть работе твоего сердца. Есть обычные вещи, которые ты можешь в аптеке купить, выпить, и тебя обозначат химиком.

— А почему? У Минеева какие-то основания былины?

— Меня назвать? Ну, у него основания, что у меня всю жизнь, всю мою карьеру, с 17 лет, с борьбы, я вам покажу, всегда это было — у меня бывают высыпания на спине, когда я много провожду времени в зале, немало потею.

— Поры забиваются, это нормально.

— Да. У меня бывают высыпания на спине, и он, исходя из этих высыпаний, делает выводы, что я на серьезной какой-то химии. И соответствует за этим вопрос, да? ()

— А, что у Минеева тогда?

— У Минеева хороший курс стероидный, я думаю. Это видно.

— Он сейчас в суд подаст.

— Почему?

— Скажет, что вы…

— Нет, я пойду с ним вместе, я же сразу припечатал, что готов с ним анализы сдать. Я способный, я на старте прямо. Вот как мне припечатают, что Минеев готов, пойдем вместе с ним и сдадим анализы. Не вопрос. Я же говорю — кажется.

— У вас по-прежнему действует правило, что вы не боретесь с кавказцами?

— Не то, чтобы это… Вы должны понять меня правильно, тут конъюнктура не в этом. Я и за вас буду переживать сейчас. Не кавказец, я сказал — с агарянами, по вероисповеданию. Тут ситуация такая: пророк припечатал, что мусульманин мусульманину братик. С братьями я не дерусь, я принимаю это, то есть я…

— С братиками, вы имеете в виду, с кровными?

— Сейчас разъясню. Если пророк назвал агарянина братом, я с ним не буду драться. Пророк сказал: мусульманин мусульманину братик. В других случаях я беру — друг. С друзьями я не дерусь. Вот у меня есть Никита Крылов. Вы мне пообещаете сколько хотите денег, пять миллионы, чтобы с Никитой сцепиться — я не подерусь, потому, что он мой друг. Я разделяю людей на братьев, друзей, друзей и незнакомцев. Я раздваиваю, но не по другим признакам, национальным и так далее. Просто если бы вы мне сказали, что… Вот вы православный, да?

— Да.

— Вот если бы вы мне сказали, что в православии говорится, что православный православному брат и отправляюсь из этого я не хочу, я скажу — да, это твоя религия, твоя религиозная сторона, твои убеждения, твое право. Для меня главное, чтобы вы не разделяли меня между…

— Могу ошибаться — поправьте, если что, но разве у вас также не сказано, что никого нельзя бить?

— Да.

— Но вы же бьете.

— Мы выбрали эту соревновательную сторону. Я не признаю ее позитивной, то есть я не признаю, что это верного — драться и бить по лицу. Бороться — да. Мне ни с кем нельзя драться, по цели. Да, по лицу бить никого нельзя, дозволим. Но у меня есть ситуация. Сейчас поясню — я уже в этом спорте завязался, я уже там корни пустил. Скоро я завяжу с этим. Это моя, можно сказать, вредная привычка, с которой нужно справиться, которую тяжело бросить. Тяжело оставить спорт профессиональный. И вот конъюнктура — я меряюсь силами с людьми, которые мне не являются ни братьями, ни друзьями. Вот если у него есть одно из этих — или друг, или брат, — то я не буду с ним ратовать. Не смотрите сейчас, мусульманин он или…

— Я понял уже по Никите, что…

— Да. Друг и брат. У меня есть понятия, с которыми я… Знакомый — да, мы можем помериться. Он хочет заработать, я хочу заработать, давай посмотрим, кто сильнее в клетке. Выходим и смотрим, кто сильнее в клетке. Это другой момент для меня. А вот с другом подраться…

У меня есть много друзей, помимо Никиты Крылова, с кем я не буду ратовать. Алекс Махно, например. Я сейчас буду уплачивать, и вы не сможете организовать эти противостояния. Потому, что они мои друзья. И вы не сможете мне сказать, и никто не сможет мне сказать ты делишь. Почему делю? Да, делю. Это мой друг, а это мой брат. Вот не удаётся.

— То есть если грубо, то это просто ваша работа на данном этапе?

— Да, это моя работа. Если я вижу, что я внесу… Посмотрите — любое противоборство, кто подерется со мной, хорошо заработает, интересное внимание к нему будет. С кем бы у меня ни прошло противостояние, я максимально делаю все, чтобы облегчить ему это поражение, если оно произошло. Все делаю для того, чтобы ему было легко это произвести. Я стараюсь перед ним оставаться достойным, чтобы, когда он смотрел на меня, он сказал: да, я достойному парню проиграл.

— Егор Крид — добродетельный парень?

— Я же его не знаю, я не могу судить, он достойный юноша или какой. Я его не знаю, мы лично не знакомы с ним. Если судить по песням, то он мне не нравится. Мы же по песням не судим, правильно? Поет, может, он одно, а сам он являться может чуть-чуть другим спортсменом.

— Я просто к тому, что не была ли ваша позиция вместе с позицией Хабиба и других, кто выступил тогда против концертов, в определенной степени ограничением свободы тех, кому песни нравятся? То есть если они не нравятся вам, то почему они не могут нравиться кому-то, кто хочет отправиться на концерт?

— Если мы сейчас задаемся этим вопросом, то это уже ограничение, так сказать, нас. У нас же тоже есть свое мнение.

— Но вас же никто не заставляет идти на концерт.

— Сейчас объясню. Смотрите, какая ситуация: вас же тоже никто не захламляет реагировать на слова, например… Невелика потеря. Человек же тоже сказал: невелика потеря. Не пустили на концерт — не велика потеря. Вот, на него взъелись — как невелика потеря? Для него невелика потеря, и что? То есть тут палка о двух концах получается.

Ситуация в том, что там молодежь. Там мои племянники, у меня растет тоже молодежь в Дагестане. Ты не хочешь, чтобы в Дагестан приезжал… Если мой друг куда-то шел, а я жил этим контролем, куда он пошел, что он сделал. Так бывает — почему он на концерт пошел? Я тоже хочу на концерт пойти. На концерте Егор Крид, например, красиво расскажет им, как можно обмануть раздевчонку, быть с одной, обманывать другую и так далее. Это все красочно, он послушает, ему приглянется. Он пойдет обманывать одну девушку, делать что-то с другой и тому подобное. Так же это бывает?

Я не хочу, чтобы молодежь моя шла. Там же нет смысловой никакой положительной (нагрузки).

— Ну в популярной музыке не нужно искать ум. Люди идут туда поплясать просто, подвигаться.

— Тогда пусть поет, не говоря обещания, если они не несут смысл. Пусть просто глас показывает. Можно же петров без слов. А он говорит: Послушай меня, деточка. Это значит, смысловая (нагрузка) там есть уже. Говорить не придавай значения ? Нет, ты не вкладывай тогда семантическую (нагрузку) туда вообще никакую.

— Хорошо, а, что делать тем, кто хочет пойти на концерт Егора Крида?

— Им приезжать надо, ухаживать. Зачем нам привозить концерт? Концерты проходят, кто хочет, нужно ехать.

— Но билет на концерт в Махачкале будет стоить тысячу рублей, а билет на концерт в Москве будет стоить пять тысяч, плюс надо еще съездить и вернуться.

— Значит, ему надо поработать. Значит, сейчас не до концертов ему. Ему надо зарабатывать. У него нет больше тысячи рублей, чтобы оплатить. Ему надо работать, движения делать, двигаться, умнее становиться по жизни, прирабатывать. Чтоб у него вопросов не возникало почему сюда концерт не привезли, чтоб я за тысячу пошел? Чтоб он сказал: Я хочу концерт, где там Крида концерт? Полетели!

Пусть двигается. Зачем, если у него тысячи рублей нет? Какие концерты? Двигаться надо ему, в другое надо затрачивать. Ему этот концерт не принесет пользы, он только тысячу рублей у него заберет и всякую чушь ему на уши расскажет, как выходит там с женским полом. Я не знаю, я ничего не слышал. Я когда слышу, мне прям отвратительно становится от песенок Егора Крида или еще кого.

— А зачем вы их слушаете?

— Я же должен был послушать, о ком речь идет, когда сказали, что не хотят, чтобы он пришел. Я же не с бухты-барахты говорю, что я тоже не хочу, чтоб концерт Егора Крида там был, я же послушал сначала его. Ты смотришь, что какой-то вопрос возник. Чтобы туда вставить свое словечко, ты должен изучить конъюнктуру —, что происходит, почему.

— Больше, чем Егору Криду, от вас досталось пенсиям. Вы недовольны были пенсиями. Почему?

— Пенсионной вот этой реформой? Я не то, чтобы недоволен, я нахожу, что здесь есть спортсмены, которые ждут ее, ждут эту пенсию. Которые работали всю жизнь и хотят рахат. Рахат — помните, что такое? Рахат — это когда легко. Когда они хотят, чтоб им полегче стало по жизни. Когда приходит день, когда должно государство им, из того, что они отчисляли.

Просто, наверное, поутреннее должен этот день прийти, чтобы им отчисляли то, что они когда-то собирали сами себе.

— Как вы думаете, какой размер пенсии должен находиться в России?

— Я не помню. Просто не надо ее слишком далеко оттягивать. Он должен быть такой, чтобы человек за срок своего гипотетического еще пребывания в этом мире хотя бы то, что отчислял, хотя бы эскизного смог потратить. Вот стучу должна быть зарплата (наверное, все-таки пенсия) в месяц.

— Чем после аллюры собираетесь заниматься?

— Хочу приносить некоторую пользу, я не помню. При этом хочу прирабатывать. Не знаю. Кино. Мне кажется, харизмы хватит для кино.

— Комедийные роли, мне кажется, вполне.

— Меня уже убедили в этом, я не соглашался…

— Вариант экого российского Джеки Чана, мне кажется, что вполне, потому, что там и с юмором все хорошо, и у вас с юмором все хорошо.

— Думаете, я не смогу сыграть серьезную роль, да?

— Ну, кого? Из Достоевского.

— В дизайне Роберта Де Ниро, например. Зашел бы, как российский? (. )

— Если по прищуру, то, наверное, Аль Пачино даже.

— (. ) Да? Да ладно, я сыграю и серьезную роль даже, если дело дойдет, если придется. Я один раз только попробовал.

— Да, это монументально было, конечно, — Реальные пацаны, потом переписка и с Волковым, и с Коляном выяснения отношений. У вас все в порядке в итоге?

— Конечно! Я же говорил, это актерская суета. Читайте между строк, когда я что-то говорю. Просто нужно читать между строчек (). Я говорю, это актерская суета, не вмешивайтесь, лепечу, сюда, это наша. Имею в виду, чтобы люди поняли. Все равно неприятно же, в то время, когда ты по актерской теме чуть-чуть разгоняешь что-то там, а люди по-настоящему ругаются. Неприятно же бывает. Начинаешь инсинуировать, что это актерская фраза, скоро все на свои места встанет. Все психически здорового.

— Хабиб — номер один в единоборствах в России?

— Да.

— За счет чего ему удалось?

— За счет стабильности. Он хорошего побеждает ().

— Когда готовился к интервью, ничего не нашел про семью. Жена, дети?

— У меня жена и дочка. Боюсь просто, что сглазят, поэтому особо так…

— Имя хотя бы можете сказать жены и дочери?

— Жену Диана зовут, дочка — София.

— Давно вмес

Редактор рубрики

Наталья Евангина

Мага Исмаилов: говорили, что Емельяненко даже пьяный убьет меня в клетке

комментарии (0)

Другие интересные новости

"Веселый солдат": почему Виктор Астафьев - один из главных писателей