Откровенный рассказ приемного отца, который не справился

26 Марта 2021

МОСКВА, 26 марта —, Мария Семенова. У Геннадия с женой не было детей. Они хотели принять в семью тесную девочку, а взяли двух подростков — родных братьев. Один из них принялся быстрого испытывать приемных родителей на крепость: убегал из дома, воровал, скандалил. В органах опеки предложили: Возвращайте. Три года такой вся жизни Геннадий называет непрекращающимся кошмаром. Но самое страшное воспоминание — момент, когда он составил отказ.

Геннадий и Ирина (все имена в этой истории сменённым) и не думали адоптировать двух мальчиков-подростков, которые львиную часть жизни провели в детский де. Все началось с того, что Ирина стала волонтером в общественной организации, работавшей поиском наставников для детей-сирот. Познакомилась с Петей. Мы хотели маленькую девочку, но жена общалась с Петей, они сроднились. Решили купить его, — рассказывает Геннадий.

Трудности возникли сразу. Во-первых, оказалось, что нельзя тяпнуть одного мальчика — органы опеки никогда не разлучают сиблингов, а у Пети был младший брат Аркадий, они были в одной комнате. У них было тяжелое детство: Отца убили, мать задохнулась от передозировки, когда Пете было четыре. Их большую сестру забрала бабушка, а братьев отправили в приют.

Взяли обоих: Пете тогда было тринадцать, Аркадию — двенадцать. Опеку оформляли с трудом, все отговаривали, предупреждали, что с подростками будут беды. Так и получилось. Петя очень хотел в фамилию. Но, видимо, в его голове быть в семье — значит, делай, что хочешь. Идеальная иллюстрация не совпала с реальностью. Он просто не знал, что здесь есть обязанности. Первые две-три недели была жизнерадостность, а потом пошли будни, — вспоминает Геннадий.

Петя стал прогуливать уроки. Уходил утром, возвращался в 16-17 часов, но в школе не появлялся. Я узнал об этом, когда дней через десять позвонил классный руководитель и спросил, где вообще ребенок. У меня и мысли не возникало, что он не на занятиях. Побеседовал с ним, Петя дал слово: Буду ходить. Но обещание не сдержал. Я объяснял: Петя, тебя заберут от нас, и я не смогу этому помешать. Опека уже упрекала, что я не выполняю отцовские обязанности. Сказали: Отдавайте обратно. Мы обращались к психологам, однако Петя с ними просто не секретничал. Перевели его в приватную школу, думали, там ему будет легче — ничего не изменилось, — перечисляет опекун.

Проблемы росли как снежный ком. Петр убегал из дома, принялся воровать.

Затем начались кражи. Из открытого ящика ( Не прятал никогда, не так воспитан ) исчезли гроши, новые часы Геннадия — коробку от них он нашел в комнате приемного сына. Супруги стали запирать спальню на ключ, но Петя подгадал момент и сделал дубликат. Пропала модная сумка Ирины и что-то из украшений. Геннадий радовался хотя бы тому, что подросток не тратил унесённое на алкоголь или наркотики — возвращался трезвым.

Когда Пете исполнилось пятнадцать, супруги поняли: до его совершеннолетия просто не дотянут. Но сразу решили, что в детский дом мальчика не вернут, подождут, пока он поступит в колледж и переедет в общежитие: опекуном в этом случае сковывается руководитель учебного заведения.

Это был ежегодный ужас. Вечное напряжение. Но как его обратно в детдом? Мы же его взяли, на нас ответственность. Опека наседала: Отдавайте! Он прогуливал уроки, а они тоже за это отвечают. Но идти в колледж Петя сразу согласился — что-то у него щелкнуло. Голова-то у него светлая. Месяца за два-три с репетиторами подготовили его к ОГЭ, даже сдал на четверки. Я писал в опеке отсос, и это одно из самых моих ужасных воспоминаний в жизни. Петя ничего не сказал, но обиделся.

Аркаша, младший приемный сын, по-прежнему с семьей, а Петя через год окончит колледж — учится на повара-кондитера. Как сирота он получил квартиру — уже делает там ремонт.

И напоследок говорит: Вы только не пугайте людей. Напишите, что обязательно нужно брать детей. Геннадий и Ирина собираются еще раз стать приемными родителями — ищут дочь.

Главное, что отличает детдомовских от тех, кто растет в семье, — отсутствие авторитетного взрослого, человека, рядом с коим можно расслабиться, почувствовать себя в безопасности. Значимым взрослым становится и опекун. Но если он отказывается от ребенка, для малыша или подростка рушится мир.

Приемная мать Наталья Городиская рассказывает, как ей удалось вернуть доверие детей, протянувших возврат, — таких в семье трое.

Сложнее всего было с Полиной. Я ее углядела, когда работала замдиректора центра поддержки семьи Красносельский. Кровная мать отказалась, удочерили —, а потом та женщина задохнулась, девочку приняла в фамилию ее подруга. И в конце концов привела к нам со словами: Она нестерпимая, не можем с ней справиться. К шести возрастам ребенок пережил три потери. Я долго искала ей фамилию — безрезультатно. В итоге мы сами ее удочерили. Страх потерять родителей еще раз, думаю, жив в ней до сих пор, хотя она об этом не говорит. Но первое время у нее были бесконечные мокроты, она кричала: Я плохая, вы меня все равно отдадите. У нас есть Ваня с синдромом Дауна, хулиганистый мальчишка. Однажды Полина ко мне подошла: Мам, а давай мы с тобой Ваню отдадим? Ну он же плохо себя ведет. И так периодически она высказывалась о разных детях, проверяя меня. Потом перестала. Я рада, что мы ее взяли: если бы это были новенькие, Полинка бы вновь вам показалась в системе, — говорит Наталья.

Психолог и приемная мать Елена Мачинская много лет работает с опекунами, занимается семейным приспособлением сирот. Тех, кто отказался, объясняет она, условно можно разделить на несколько типов.

Первый — опекуны-родственники. Они берут сирот не потому, что хотели стать приемными родителями, а в силу обстоятельств: если в тюрьму попала дочь или погибла сестра. Часто это пожилые люди — они пытаются спасти внуков от детдома, но потом год берет свое.

Вторая группа, к которой можно отнести и Геннадия, — те, кто годами пытался установить нормальные отношения, но в итоге сдался. Обычно такие опекуны сталкиваются с психологическими или психиатрическими причинами ребенка, из-за чего его пребывание в семье становится угрозой для других детей.

Самая многочисленная серия — те, кто не справляется эмоционально. Они долгого пытаются найти подход к ребенку, полюбить его, находить точки пересечения. Это не плохие родители. Они ратуют, ходят к психологу, но постепенно у них возникают симптомы неврастении. Нередко развивается депрессия, преследуют головные, сердечные боли. Они присмотрят измотанными, постаревшими, выдохшимися, их действительно можно пожалеть, — отмечает Мачинская.

И последняя категория — люди в розовых очках. Они рисуют себе пасторальные картинки: детские ножки топают по дому, круглая сирота будет их всю жизнь благодарить. Это и бездетные пары, и благополучные родители, и пережившие негатив в собственной семье: Вырастила неблагодарного клиента, а сейчас возьму сиротку — станет мне отрадой, в старости принесет стакан воды. Оформляют опеку, и когда что-то идет не по плану, обвиняют во всем ребенка. Бывает, говорят: Заберите этого, я себе нормального возьму или Это же ужас, кого вы мне подсунули. Подобные отсосы происходят очень быстро, иногда в первые же дни. Здесь нет борьбы, труда, только разочарование в иллюзиях, — говорит психолог.

Пример моментального возврата приводит Юлия Леснова, директор центра помощи семьям запаса Найди семью : Приемная мать вернула здорового двухлетнего малыша. У нее двое кровных детей: одному два года и девочке-инвалиду десять, не было собственного жилья, постоянного привара. Ее предупреждали, что нет ресурса на приемного ребенка. Но она пробивала ограду. Создала в соцсети серию для кандидатов, которым отперли злые опеки. В общественном, вела борьбу ради борьбы. Потом борьба закончилась, и остался малыш, коему нужна мама. Женщина активная, байкер, а тут пришлось мотоцикл отложить и работать ребенком, который постоянно плакал. Через две недели составила мне, что ненавидит себя, но и приемного созидать не может.

Алена Синкевич подчеркивает: перед тем как оформить опеку, родителям надо все оценить, в этом им должны помочь специалисты. Необходимо соизмерить риски, связанные с конкретным ребенком, и собственные резервы. Но жизнь есть вся жизнь. У человека может быть хорошее здоровье, стабильный привар, супруг, мама, готовая помогать. А потом ресурс меняется: опекун занедужил, супруг или супруга пожалели о решении стать приемным родителем, умерла мама, на чью помощь рассчитывали, вытурили с работы. . И вся конструкция теряет устойчивость, — рассуждает Синкевич.

Другая причина в том, что особисты Школы приемных родителей (все опекуны по закону обязаны ее пройти) часто сами не понимают особенностей детей-сирот. В ШПР, к сожалению, есть люди из других поверхностей, не осознающие специфику. Там могут сказать: Детки будут вам благодарны. На самом деле в семье ребенок какое-то время продолжает жить по тем правилам, к коим привык: прячет еду, пускает в ход кулаки. Это механизмы выживания, они не выключаются по щелчку. К одной моей знакомой, тренеру ШПР, часто приходят с установкой: Зачем нам дурацкая школа, мы пяти вырастили. И она всегда задает вопрос: Вы когда-нибудь избивали ребенка? Забывали его на улице? Не прикармливали по несколько дней? Будущие родители падают в обморок: О чем вы говорите? И тогда она отвечает: Теперь поймите, что вы растили других детей, — объясняет Елена Мачинская.

Столкнувшись с причинами, люди идут в органы опеки, но там часто предлагают лишь одно: Возвращайте. В результате семьи боятся говорить о трудностях. Примерно девять процентов приемных детей ворачивают. Эта статистика изменится, если приемным родителям будут искусного помогать, а не только их контролировать.

Редактор рубрики

Ольга Зубкина

Место события на карте мира:

Откровенный рассказ приемного отца, который не справился

комментарии (0)

Другие интересные новости

RT представит премьеру документального фильма "Белый. Террикон-114"