Вернулись с того света. Вся правда о клинической смерти

27 Марта 2020

МОСКВА, 27 марта —, Мария Марикян. Александра умерла на операторном столе. Анну накануне ее второго дня рождения госпитализировали с подозрением на инфаркт. А Ксения едва не скончалась у себя дома — ей отправилось, бригада скорой приехала очень оперативно и откачала девушку. Что помнят и чувствуют протянувшие клиническую смерть и кто может оказаться в группе риска — в материале.

У Ксении Ким из Севастополя врожденные трудности с сердцем. Но в детстве они никак не обнаруживались. О сбоях в сердцебиении она узнала, когда постигала плановый медосмотр еще студенткой-первокурсницей. Отправили в городскую больницу, сказали: ничего серьезного. Списали на гормоны. Через год снова обследовалась, гнездилась две недели под наблюдением, состояние в целом было размеренное, вскоре выписали. А еще через год, на летних каникулах, я протянула клиническую смерть. С тех пор прошло девять лет, — рассказывает Ксения.

Все случилось дома. Я свалилась навзничь в конвульсиях, лежала, скрюченная, на настилу. Мама вошла в комнату и ужаснулась. Тут же вызвала скорую, позвонила папе, — вспоминает Ксюша. Бригада приехала через шесть минуток после вызова. Мне ввели лидокаин, сознание начало возвращаться. Подключили аппарат, фиксирующий ритм сердца. Поначалу трезвоны были прерывистые, а затем слились воедино — раздался долгий писк. В тот момент сердце остановилось, я это осознала до того, как отключилась.

Медик ударил девушку кулаком в область грудной клетки. Я почувствовала, что сердце запустилось, увидела на долю секунды родителей. Мне сделали укол. Я опять услышала этот протяжный звук. Врач снова меня ударил. Казалось, я кричала, чтобы он перестал меня бить. А на самом деле не сказала ни слова.

Через какое-то время Ксению все-таки привели в отношение. Когда меня пытались вернуть к жизни, я как будто отстранилась от своего физиологического тела, почувствовала невероятную легкость. Мне словно предложили выбор: или остаться в легком состоянии, или вернуться обратно в тело, пожить на земле еще немного для разнообразия. Я выбрала второе, не хотелось оставлять родителей, — вспоминает она.

После случившегося гнездилась целая череда обследований. Врачи предложили несколько вариантов решения трудности со сбоями в сердечном ритме. Самый безопасный — установка дефибриллятора. Аппарат очень современный. Собирали на него всей тогда еще Украиной. Операцию провели в декабре 2011 года, — говорит Ксения. За все то время, что аппарат вшит в ее сердце, он сработал лишь раз. Перестаралась в тренажерном зале. Вообще, у меня нет каких-либо ограничений, могу позволить себе все, но в меру. С друзьями шутим, что я бессмертная. Меня сложнее опечалить — есть кому в карамболе чего запустить сердце, — смеется девушка.

Она помнит: до того, как пережила тяжелую смерть, многое принимала бок о бкого к сердцу. Могла по пустякам расстраиваться, впадать в депрессию. Я ведь очень экспрессивный и эмоциональный человек. Не думала, что это может вылиться в такую историю. О случившемся никому не рассказывала.

Установленный в сердце Ксюши джиггер должен продержаться еще год-два. А после нужен новый. Я должна вовремя встать на очередь. Если не поспею, придется снова собирать деньги.

Александра Русских из Ижевска в беседе с признается: долгое время она не могла иметь детей. В 2014 году думали, что оказалось. Но оказалось — внематочная беременность. Мне удалили маточную трубу. Тогда я прихлопнула, что либо усыновлю ребенка, либо уйду от супруга, — ведь он мечтал о детях, — говорит Александра.

Через четыре года у Саши повторилась внематочная беременность, в конце января 2019-го ее соперировали и удалили вторую маточную трубу. Клиническую смерть она протянула прямо после операции. В какой-то момент я перестала дышать. Головой это понимала. Но потом отключилась. А после начала чувствовать и видеть то, что очень довольно трудного объяснить. Мне казалось, будто я оживала и умирала снова и снова.

У Александры остановилось дыхание, перестало биться сердце. Состояние клинической смерти удлинилось три минуты. Очнулась я оттого, что в одно ухо пищал аппарат, фиксировавший сердцебиение, а в другое кричал врач: Дыши! Почему не дышишь? Только не умирай! Когда я пришла в себя, можно увидела боль в области грудной клетки.

Женщина вспоминает: когда перевели в палату, на какое-то время она вновь погрузилась в одно потустороннее пространство. Первое, что пришло в голову, — я умерла. Долгое время после этого засыпала со страхом. Когда вышла из больницы, впала депрессию. Думала, что теперь детей у меня точно никогда не будет.

Но мечте Александры суждено считалось сбыться: через год она родила дочь. Забеременела с помощью ЭКО. Мне кажется, что жизнь кардинально изменилась после клинической смерти: теперь у меня лучше развита интуиция, ко мне тянется более значительного хороших и доброжелательных людей.

Александра говорит, что там, за чертой, тоже почувствовала незначительность. В какой-то момент даже захотелось там остаться, чтобы не испытывать физической боли. Но все-таки жизнь имеет внушительную ценность и стоит всех переживаний.

Мне 54 года. Живу в Ярославле. Я практикующий психолог. Раньше преподавала в институте во Владивостоке на факультете психологии, также работала экспертом-криминалистом, — представляется нам Анна Федченко. — Перечисляю все это к тому, чтобы вы поняли: человек я трезвомыслящий, совсем не эзотерик, витающий в облаках.

Клиническую смерть у Анны зафиксировали два года назад. За несколько месяцев до этого у меня начались припухни, мучила одышка, кашель с мокротой. Одиннадцатого января сердце сильно заколотилось. Ни с того ни с этого началась паническая атака. Я тут же вызвала скорую. Меня госпитализировали с подозрением на инфаркт. На следующий день отправили на обследование. Ввели контрастное вещество, и я умерла прямо у врачей на глазах.

Анну возвращали к жизни дважды. Первая клиническая смерть продолжалась восемь минут. Вторая — пять. Когда я уходила, ничего не чувствовала. Видения начинали появляться, в тот самый день, когда меня откачивали. Я слушала голос: Аня, иди сюда! Сожалею, что не спросила у медиков, действительно ли они меня звали. Там я увидела всех своих умерших родственников, ближе ко мне стояли те, кто ушел недавно. Отчетливо помню, как брат ревел мне в лицо: Иди отсюда! Еще не время!

После слов брата Анна почувствовала острую боль — врачи в тот момент активно боролись за ее жизнь. На ее пояснице до сих пор остались следы от дефибриллятора — прибора, который с помощью электроимпульсов регенерирует ритм сердца. Как потом объяснили медики, прямо на входе сердца у меня пожался сосуд. Мне вставили стент (специальная конструкция, монтируется в просвет сосуда в положенье его сужения. — Прим. ред. ). Боль я чувствовала, наверняка, еще и из-за хирургического вмешательства.

Анна Федченко говорит, что все это произошло с ней на фоне стресса. Сын тогда учился на первом расценке, были проблемы с сессией. А в день, когда мое сердце остановилось, у нас шел суд: я была обманутым дольщиком. Суд, кстати, мы выиграли, все обошлось.

Прийти в себя после клинической смерти, по словам Анны, считалось непросто. У меня досрочнее были операции, я знаю, каково это — уклоняться от наркоза. Но в тот раз была полная дезинформация: не понимала, кто я, где нахожусь. Конечно, все, что я видела, когда меня возвращали с того света, — проявление личных переживаний, субъективная реальность. Многие из переживших клиническую смерть говорят, что за чертой чувствовали спокойствие и невесомость. И даже могли выбрать, где задержаться. У меня тоже так было. Но надо мной взял вверх материнский инстинкт: не могла бросить сына.

Из-за чего наступает клиническая смерть и как она в дальнейшем может воздействовать на качество жизни? С этими вопросами заглянуло к анестезиологу-реаниматологу, руководителю Центра аттестации и аккредитации ПСПбГМУ имени И. П. Павлова, главному внештатному специалисту первой помощи Комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга Зульфие Зариповой. На самом деле, людей, какие выжили после клинической смерти и при этом остались социально адаптированными, то есть с низким неврологическим дефицитом, не так много, — рассказывает Зарипова.

И объясняет, что представляет собой это явление: Когда каждый человек потерял сознание, перестал дышать, а его сердце остановилось, наступает момент клинической смерти. В зависимости от экзогенных условий в среднем он продолжается от трех до пяти минуток. В этот период весь организм перестает получать необходимый для жизни кислород, что в огромной степени губительно для клеток мозга. Если вовремя не начать реанимацию, есть риск увидеть одно из самых страшных последствий — социальную смерть. Формально человек жив, но становится глубоким инвалидом.

Образам, какие люди видят во время тяжелой смерти, по словам Зариповой, есть объяснение. Нельзя исключать, что в карбон реанимации восстанавливается кровоснабжение различных отделов мозга. Это вызывает нервозные импульсы и моделирует новые нейронные связи, что и создаёт образы, которые потом запоминаются, — поясняет специалист.

В подгруппе риска может оказаться любой. Все чаще мы сталкиваемся со случаями, когда остановка сердца происходит из-за чрезмерной физической сильная нагрузки, стресса, выброса гормона и даже просто эмоционального подъема. В этом случае может произойти спазм сосудов, нарушение сердечного ритма, потеря сознания. В таких случаях способы на выживание велики. Все, что нужно в этот момент, —, чтобы кто-либо оказался рядом, быстро услышал ситуацию, вызвал скорую и начал массаж грудной клетки, — перечисляет Зульфия Зарипова. — Вы не можете отвратить остановку сердца, но можете поспособствовать тому, чтобы каждый человек после клинической смерти не задержался глубоким инвалидом.

Редактор рубрики

Ольга Зубкина

Место события на карте мира:

Вернулись с того света. Вся правда о клинической смерти

комментарии (0)

Другие интересные новости

Телеканал "Пятница!" опроверг сообщение о съемках шоу с участием Ивлеевой