9 Января 2017
Анна Михайлова, МИА Россия сегодняНебывалые морозы застали жителей врасплох. Машины не заводятся, пуховики не спасают. Как спасаться от холодов? Ответ есть у классиков – читайте книги. Может рассказы о страданиях Акакия Акакиевича в прохудившейся шинели или о тяготах французов, обморозивших конечности под Москвой, и не согреют по дороге на работу, но точно подскажут, как пережить холода.
Капитанская дочка, Александр Пушкин
Матушка в слезах критиковала мне беречь мое здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей. Надели на меня заячий тулуп, а сверху лисиную шубу. Я сел в кибитку с Савельичем и отправился в дорогу, обливаясь слезами.
Что, брат, прозяб? Как не прозябнуть в одном худеньком армяке! Был тулуп, да что греха таить? Заложил вечор у целовальника: мороз показался не велик. В эту минуту хозяин вошел с кипящим самоваром; я предложил вожаку нашему чашку чаю; супруг слез с полатей.
Шинель, Николай Гоголь
Есть в Петербурге сильный враг всех, получающих четыреста рублей в год жалованья или около того. Враг этот не кто другой, как наш северный мороз, хотя, впрочем, и говорят, что он очень здоров. В девятом часу утра, именно в тот час, когда улицы покрываются идущими в департамент, начинает он давать такие мощные и колючие щелчки без разбору по всем носам, что бедные чиновники решительно не знают, куда девать их. В это время, когда даже у занимающих высшие ваканции болит от морозу лоб и слезы выступают в глазах, бедные титулярные советники иногда есть беззащитны. Все спасение слагается в том, чтобы в тощенькой шинелишке перебежать как можно скорее пять-шесть улиц и потом натопаться хорошенько ногами в швейцарской, пока не оттают таким образом все замерзнувшие на дороге способности и дарованья к должностным отправлениям.
Война и мир, Лев Толстой
С 28-го октября, когда завязались морозы, бегство французов взяло только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сути своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
Доктор Живаго, Борис Пастернак
Давно наступила зима. Стояли трескучие морозы. Разорванные звуки и формы без видимой связи появлялись в морозном тумане, стояли, двигались, исчезали. Не то солнце, к которому привыкли на земле, а какое-то другое, подмененное, багровым шаром висело в лесу. От него туго и медленно, как во сне или в сказке, разливались лучи густого, как мед, янтарно-желтого света, и по дороге застывали в воздухе и примерзали к деревьям.
Едва касаясь земли круглой стопою и пробуждая каждым шагом свирепый скрежет снежка, по всем направлениям двигались незримые ноги в валенках, а дополняющие их фигуры в башлыках и полушубках отдельно миновали по воздуху, как кружащиеся по небесной сфере светила.
Собачье сердце, Михаил Булгаков
У-у-у-у-у-гу-гуг-гуу! О, гляньте на меня, я погибаю. Вьюга в подворотне ревёт мне отходную, и я вою с ней. Пропал я, запропал. Негодяй в грязном колпаке – повар столовой нормального питания служащих центрального совета народного хозяйства – плеснул кипяточком и обварил мне левый бок.
Какая мразь, а ещё пролетарий. Господи, боже мой – как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, да разве воем поможешь.
Редактор рубрики
Алексей Носкин
.
.
.
комментарии (0)
Вы можете оставить комментарии от своего имени, через соц. сервисы