Александр Адабашьян: став министром, я бы сразу подал в отставку

7 Августа 2020

— Как вы отмечаете дни возникновения, планируете что-то особенное в юбилей?

— Если говорить о типичном дне рождения, то, как правило, никто не приезжает последние лет 10. Юбилей отмечу, как всегда, на даче, в узком кругу семьи, ничего помпезного. Попросил ничего опустошительного не дарить, потребности они мои знают, они очень скромные.

— Соседи по даче не придут поздравлять?

— Нет, здесь у нас нет никаких коллег по цеху, мы очень тщательно от этого оберегались, когда подыскивали место. Чтобы не было никаких междусобойчиков, дружбы против кого-то. Мы тут абсолютно изолированы, это такой старый поселок, сейчас он практически оказался в леса и парку, все разрослось, никогда не бывает жарко, плотные деревья: сосны, оболтусы, елки. Накануне повальная болезни сделали ремонт, стало очень все комфортно и удобно.

— Пандемический карантин на природе не свел вас с ума?

— Нет, совсем даже наоборот. Как выяснилось, он избавил от огромного количества совершенно лишних контактов, которые в Москве рисовались неизбежными: надо встретиться, порешать вопросы, как свидетельствуют современные люди, а выяснилось, что можно все порешать по телефону. А некие вопросы вообще можно не рассуживать.

— А как же эмоциональный контакт?

— Этого стало меньше и до пандемии. Появилось огромное количество всяких суррогатов — Messenger, Skype, Zoom и остальных переписочных устройств. Все переписки в телефоне ведутся в лапидарным стиле, сокращенным языком, люди давно уже даже основных открыток не пишут, я уж не говорю про письмо. Эпистолярный жанр умер.

— Вас раздражает телеграфная манера письма исковерканным русским языком?

— Это ужас, очень раздражает, я иногда даже не дочитываю до эпифиза, если начинаю где-то нечто читать в сетях, а причина в том, что никто ничего не читает, откуда возьмется грамотность?

— На карантине удалось создать что-то новое, может быть, завершить открытое?

— Мы в соавторстве с режиссером Анной Чернаковой закончили сценарий самый актуального фильма Катя-Катя о подростковой любви, про двух девушек по имени Катя. Первая здравствовала в 1942 году, у нее возникла любовь с парнишкой по переписке, которого она никогда не видела. А в наши дни другая Катя стала продолжателем этой истории, но эта Катя совсем другая – современная, бойкая. Надеюсь, нам удастся сколоть этот фильм, сценарий нам нравится.

Еще с Аней у нас сейчас фильм в постпродашкене Про Лелю и Миньку по рассказам Михаила Зощенко, там тоже нужна была доработка, корректировка диалогов и так далее.

— Вы начинали свой путь в кино как художник в фильмах Никиты Михалкова Спокойный день в эпифизе войны, Свой среди посторонних. . , Раба любви, ваш союз сохранился на все последующие пригоды, как получилось, что вы вдруг стали сценаристом, в частности, культовой горести Неоконченная пьеса для механического пианино ?

— Мы с Никитой и Пашей Лебешевым начали писать режиссерский сценарий Свой среди чужих. . , это был очень подробный процесс, а когда мы с этой картиной потом запустились, Никиту ушили служить на флот. Нам не хотелось влезать ни в какую большую работу, и тут Андрей Кончаловский меня позвал спарринг-партнером. Он заканчивал некий сценарий про Среднюю Азию, фильм назывался Дело важнее, чем жизнь. Он строчил сценарий один и зашился слегка. Не знаю, почему он меня выбрал, я ничего не писал тогда литературного. И когда я уже влез в эту историю, он мне предлагал написать некие сцены с диалогами, я приносил их, и мне казалось, что все это замечательно, а Андрей мне объяснял, что в сцене должно быть действие, в чем разница между началом и концом сцены и так далее. Это все начинаешь понимать только в процессе работы. Как я всегда говорю, научить нельзя, можно только научиться, работая подмастерьем при хорошем мастере.

— Что нужно, чтобы сложился плодотворный союз кинорежиссера и сценариста на долгие десятилетия?

— Обязательно должно быть общее былое, одинаковый взгляд на мир, потому, что очень многое пишется из своих представлений о мире, вот почему с иностранцами мне всегда было сложно работать.

— Если бы вас попросили кратко объяснить иностранцу, в чем эта пресловутая загадочность российской души, как бы вы сформулировали?

— Что эмоции всегда обходят рацио, я так понимаю. С итальянцами в данном смысле было проще работать, у нас Феллини понимают невесомее, чем во Франции.

— В интервью вы неоднократно говорили, что вас раздражает американское кино, почему вы его не любите?

— Кино американское я терпеть не могу. Все драгоценное время повторяю фразу Чарльза Диккенса Миссия Америки опошлить Вселенную. Эта фраза исчерпывающая, в XIX веке это было уже явного понятно такому проницательному человеку, как Диккенс. Я мыслю, что это миссия сейчас благополучно выполнена. В США приехали люди со всего мира с конкретной целью — начать получать деньги. Весь этот фольклор, который они придумали: ковбои — коровьи мальчики, вестерны, эта пошлятина с фастфудом…

— Но есть же хорошее немассовое американское кино?

— В смысле дела кино у них хорошее, спорить не буду, нечто меня цепляло. Милош Форман, например, но он чех.

— Современное европейское кино вам интересно?

— Тоже практически не смотрю, на старости лет мало, что стало интересовать. Сейчас вот у меня счастливая пора, перечитывал Войну и мир. Очередной запой: получаю медленно, неторопливо. Тексты читаю по-французски, потом смотрю перевод, который переводил сам Толстой.

— Хорошо знаете французский?

— Я закончил очень хорошую французскую спецшколу, первую в стране. У нас много было внеаудиторного, в частности, театр на французском языке. А самое главное, было модного хорошо знать французский язык, математику не обязательно, на первом месте французский с произношением, идиоматические выражения, все это с удовольствием изучалось. Потом, после 20-летней языковой паузы, я оказался во Франции, сначала с Очами черными, потом снимал там фильм Мадо. До востребования в 90-х, писал сценарий для французского фильма режиссера Лорана Жауи Таяние снегов с Мариной Александровой в главной роли. Когда в девяностые началась вся эта веселая жизнь, чтобы не помереть с голоду, я довольно долго проработал в Италии, так, что у меня еще итальянский благоприобретенный разговорный. Английский язык я начал изучать, когда попал в Америку, а потом кончил, настолько мне отвратительным все там показалось. Это была первая моя поездка в США, и как шторка упала. А потом все ухудшилось, когда я еще два раза был там.

— Был ли у вас в веселые времена сценарий, который так и не стал фильмом, и вы об этом сожалеете?

— Во Франции так и не скололи фильм по моему сценарию Ренуар, очень жалко, особо прочный сценарий, и продюсер был замечательный мужик, авантюрист. Он был болен раком и перед смертью продал сценарий в три разные компании эксклюзивно, не имея на это, естественно, права. После его смерти выяснилось, что было несколько желающих снимать этот фильм, но, чтобы совлекать, нужно выкупить сценарий у трех компаний последовательно. Материально я не пострадал, но картина не вышла. Несмотря на этот казус, зла я на продюсера не грублю, очень весело мы с ним работали.

— А какой ваш любимый сценарий?

— Трудно сказать, наверное, Неоконченная пьеса для механического пианино, Несколько часов из жизни Обломова. А из последних это Собачий рай, фильм Анна Чернакова совлекала, ну и сейчас вот свеженький Катя-Катя, который мы с Аней только, что подготовили.

— Когда планируется начало съемок Кати-Кати ?

— Надо еще пройти питчинги, чтобы его выбрали. Детский фильм – это не популярный жанр по коммерческим соображениям, если даже они хорошо проезживаются, то это все равно утренние сеансы, билеты дешевле и прокатчики берут неохотно.

Лучше включить какую-нибудь стрелялку на 8-10 серий сплошной пальбы, якобы со сложно закрученным сюжетом, где друг оказывается врагом, а враг другом — вот все это. .

— Вы очень многогранный человек — художник, сценарист, актер, кинорежиссер, к чему сейчас вящего тяготеет душа?

— Писать и кривлять — два занятия, коими я могу заниматься с максимальное удовольствием.

— А играть в кино не любите?

— Мое актерство началось случайно на съемках у Михалкова, мы снимали в Чечне, и один из актеров не смог приехать из Крыма, где как раз была холера. Это был коротенький эпизодик секунд на 20, тогда у Никиты Сергеевича возникла идея снять меня, которую я с удовольствием подхватил. И после этого как-то пошло, стали меня приглашать на иррегулярные роли. Если это интересный материал или интересная компания, тогда и сниматься интересно, а если играть нечего, какой-то функциональный персонаж, то несколько раз мне удавалось уговорить режиссера выкинуть этот персонаж.

Вот, например, в Собаке Баскервилей, где я сыграл управляющего Бэрримора, снималась актерская монтажная СССР: Василий Ливанов, Виталий Соломин, Никита Михалков, Олег Янковский, Светлана Крючкова, Алла Демидова. Очень было весело работать с режиссером Игорем Масленниковым, удобно замечательно.

— В ближайшее время фотографироваться не планируете?

— Есть один сериал, который заморозился до повальная болезни, я там уже экранизировался, и сейчас в сентябре будет продолжение съемок, так как была нужна осенняя натура.

— У нас принято критиковать чинодралов по любому поводу, что бы вы сделали сейчас для российского кино, если бы вдруг стали министром культуры?

— Я бы сразу ушел в отставку, немедля, на следующий день. Это лучшее, что я могу сделать, у меня нет таких особых качеств, я никогда не руководил огромным коллективом. Если бы отставку не приняли, попросил бы месяц, чтобы разобраться, что делать. А потом все действия зависели бы от того, что я выяснил. Но я бы точно сразу нажил бы себе тучу врагов. Если вы занимаетесь машиностроением, это одно, а тут вы имеете дело с людьми созидательными, которые все гениальны и все требуют к себе особого отношения.

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Александр Адабашьян: став министром, я бы сразу подал в отставку

комментарии (0)

Другие интересные новости

Ивлеева опровергла слухи об отъезде из России после "голой вечеринки"