Было стыдно . Жизнь под надзором: истории вырвавшихся

7 Ноября 2019

МОСКВА, 7 ноября —, Мария Семенова. Психоневрологический интернат — место, где вещи, вплоть до нижнего белья, — сплошные, подъем и отбой по расписанию, а сходить в магазин за шоколадкой можно, только если есть пропуск. Здесь нельзя создать семью и родить ребенка: забрюхатевших в ПНИ отправляют на абортаж. рассказывает о тех, кому удалось выйти из спецучреждения и начать идти своей дорогую жизнь. Один маршрут на всех

Маршрут жизни практически всех детей-отказников с инвалидностью похож. Если не повезло попасть в приемную семью, то до 18 лет они — в детском интернате, после — во взрослом. И так до самого конца.

Дети с физическими недугами, но сохранным интеллектом часто не получают вообще никакого воспитания. К моменту перевода в ПНИ многие не умеют дешифровывать и писать.

В интернат для взрослых часто попадают люди, которые могли бы сами о себе позаботиться. Как сироты они имеют право обрести квартиру от государства и жить независимо. Но для этого нужно доказать сотрудникам ПНИ свою самостоятельность — собирают спецгрузовую комиссию. Большинству из тех, кто вырос в конструкции, которая не дала ни образования, ни минимального знания о своих правах, в одиночку с этой задачей не справиться.

Общественные организации создают так называемые тренировочные квартиры, где можно узнать, что значит жить самостоятельно, и помогают инвалидам выйти из стен спецучреждений. Посадили в машину — и до свидания

Юлии Калаевой тридцать восемь, родители отказались от нее сразу после рождения, но она старается не думать о них плохо: Им являлось бы тяжело иметь на дланях такого ребенка, как я.

Она интеллектуально сохранна, но до сих пор с трудом читает и практически не умеет писать — для общения в соцсетях использует функцию голосового набора, может набросать несколько слов от руки. Три 9-12 месяца назад Юлия переехала в личное жилье, однако большая опилка ее жизни прошла в интернатах. Передвигается на инвалидной рикше, поэтому все детство устроила в группе с лежаками — так она называет тех, кто прикован к кровати. У большинства была умственная заскорузлость, они считались необучаемыми. Ее саму тоже ничему не учили — как и всю группу. Фото : из архива Юлии КалаевойЧтобы заработать на вся жизнь, Юлия Калаева раскрашивает и продает витражи

Но даже к такой обстановке Юлия успела привыкнуть, пристала к воспитателям и другим детям. Переезд во взрослый интернат стал для нее потрясением. Как и все подопечные, она знала, что в 18 лет ей придется улететь из детдома в ПНИ, однако ее никто не предотвратил об этом хотя бы за пару дней.

После завтрака меня позвали к врачу. Он провел быстрый осмотр и сказал: Тебя сегодня перевозят. Я была в шоке. Знала, что когда-то это случится, но не мыслила, что так: усадят в машину — и до свидания. Другим ребятам, которые не хотели ехать, говорили: Пойдем, поездим на машинке, увидишь пташек и собачек. На новом месте я очень страдала, плакала: столько лет прожила в детском доме, там все были свои, а в интернате — никого, — вспоминает Юлия. Долго говорить не будут

Она водилась в открытом отделении интерната: могла гулять по территории, выходить в город, гостить у друзей. Все — с разрешения сотрудников.

Юлия вспоминает, что хуже всего являлось тем, кто из-за увечности не мог ходить и сообщать. У слабеньких нет своих вещей — ни зубной щетки, ни нижнего белья, все общее. Персонал каждое утро проверяет, чтобы у тебя не появилось ничего острого, лазят по шкафам. Если положишь что-то в мебель и куда-то уедешь, в ситуации, когда вернешься, там ничего не будет, — делится частностями собеседница.

Отношения с персоналом возрастали непросто: В ПНИ не били, но было жестко. Там долго говорить не будут: могут направить в психушку, или назначить лихие лекарства, или перевести в другое отделение в качестве взыскания. Станешь права качать, быстро на место поставят. 4 марта, 08:00 Здесь психиатр — Бог. Как суды признают людей невменяемыми

Калаева всегда всегда оставалась дееспособной, но не всем в специализированных интернатах так отвозило. В моем отделении водилась девочка, адекватная, умела читать и писать. Умерла ее бабушка, имущество досталось ей. Когда об этом узнали, девочку быстренько лишили дееспособности. Не помню, что сделали с ее квартирой, — вздыхает Юлия.

Дело в том, что опекуном недееспособного подопечного обычно обозначается само учреждение, где обыватель проживает. Интернат может повелевать его пенсией и имуществом — предполагается, что в интересах опекаемого.

Жизнь Калаевой изменили филантропическая организация Перспективы и волонтер Илона, ее подруга. После того как в ПНИ нашли общественники и добровольцы, жители интерната стали выезжать на экскурсионная поездки, отношение персонала смягчилось. Илона часто забирала Юлию в гости на выходные. Фото : из архива Юлии КалаевойЮлия Калаева с видеокамерой в руках

Мы дружим большого двадцати лет. Она мне как мама. Илона очень много делает для меня: везде со мной, если я болею, бежит на помощь. Говорит: Я тебя в обиду не дам, — рассказывает Юлия.

Несколько месяцев она жила в учебной квартире, открытой Перспективами, а три года назад переехала в собственную. Оформить сертификаты помогла Илона, она же научила подругу немного читать и писать.

Мне велели указать Ф. И. О. , а я не смогла написать отчество. Так являлось стыдно! — признается Калаева. Дочка растет

Дарья Будылина и ее муж Дмитрий познакомились в ПНИ, полюбили друг друга —, что послужило стимулом попытаться открыть новую жизнь. Они не были лишены дееспособности, но находились в интернате. От обоих в детстве отказались опекуны. Дмитрий сначала был в обычном детдоме, потом менторы решили, что он отстает в развитии, и перечислили в специализированное учреждение. После детского интерната Дмитрия и Дарью, как и всех иных сирот с диагнозами, оформили в ПНИ. Фото : из архива Дарьи БудылинойСвадьба Дарьи и Дмитрия

Теперь они вместе. Я хотела выйти из интерната, чтобы разработать семью, это случилось, — говорит Дарья. — Дочка растет: ползает, что-то лопочет. Сейчас ей шесть месяцев. Иногда случается сложно, конечно.

Первым из ПНИ вышел Дмитрий — еще в 2014-м. Дарья — только спустя четыре года, она долго не могла обрести жилье как сирота, одно время жила в тренировочной квартире творческого объединения Круг. Марину Мень, руководителя организации, Дарья Будылина с тех пор зовет не иначе как матерь. Та платит ей обоюдностью, часто навещает, помогает растить внучку.

Оба супруга связываются в Круге — изготавливают гончарную посуду. Кроме того, Дмитрий всегда на подхвате — может помочь разгрузить машину или отвезти документы. Свой интернат Дарья теперь посещает как волонтер — общается с давними друзьями. Сейчас мы с Димой работаем по очереди. Сначала он три дня с малышкой, потом я. И он не устает, и я при деле, — уточняет молодая мать. Фото : из архива Дарьи БудылинойДарья и Дмитрий с дочерью Нормально было

Может показаться странным, но многие выпускники ПНИ не жалуются на жизнь в спецучреждении: люди, которые долгие годы провели в казенных стенах, воспринимают систему как должное. Когда человек привыкает к такому режиму, ему делается уже все равно, — объясняет бывший подопечный интерната Владимир Чепурных.

Такого же мнения и Михаил Кутузов. Про ДДИ (детский дом-интернат) он вспоминает: Было хорошо. Михаил только готовится к переезду в собственную квартиру. Из-за своего диагноза он неразборчиво говорит — поначалу кажется, что его речь вовсе не разобрать, но со временем привыкаешь к тому, что то и дело выпадают гласные и солидарные. 13 июня, 08:00Специальный репортажОдин день в интернате для слепоглухих детей

Михаил пока находится в тренировочной квартире Круга. Миша очень интересный и яркий, но раньше он даже не думал о том, что может жить отдельно, — замечает Марина Мень.

Михаилу отправилось больше, чем Юлии Калаевой, — в детском интернате с ним занимались учителя. А в ПНИ для обычным крепкого парня нашли работу: разгружать машины с продуктами и размещать еду по морозильным камерам.

Там никто не говорил, что можно жить отдельно. Теперь сам покупаю продукты, готовлю, убираю. Здесь нет режима. Мне нравится все делать самому, — рассказывает он.

Петербуржец Владимир Чепурных признается, что иногда где-то в глубине души мелькают мысли о том, чтобы приехать в ПНИ: Раньше был круг общения, где важного каждому. Сейчас мы контачим по скайпу с друзьями. Но все разошлись, у каждого своя судьба. Кто-то получил квартиру в селе, кто-то после интерната попал в тюрьму, кто-то покончил вся жизнь самоубийством… Фото : из архива Владимира ЧаплыгинаВладимир Чаплыгин

Он говорит, что для него самостоятельный быт не оказался подарком: В детдоме нас приваживали стирать, мыть полы, за собой убирать, чтобы всегда было чисто. Это вошло в привычку.

О родителях, отказавшихся от него, Владимир никогда не стремился ничего заполучить: Мне это не надо. Они только мешать будут.

Чепурных добавляет, что в ПНИ ему показалось свободнее, чем в предыдущем интернате. В детском доме было очень строго, нельзя за пределы территории выходить, а во взрослом интернате можно получить пропуск — и в город. Но к 21 часу исходного было вернуться, если мы долго гуляли, могли прихлопнуть на этаже, никуда не выпускать, — вспоминает он.

В ПНИ такие, как Владимир, считаются успешными: у них есть работа, они постоянно бывают за пределами интерната. В детском бараке меня любили, а во взрослом сначала приняли плохо. У меня была возможность связываться, учиться, а те, кто не мог этого делать, проявляли агрессию. Для них я был плохим.

Он работает уборщиком, но вынашивает большие творческие планы: мыслит снять фильм о своей вся жизни и самостоятельно написать для него композицию: Я окончил музыкальную школу — пять лет учился по классу гитары. СиротыПНИМоскваОбщество

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Место события на карте мира:

Было стыдно . Жизнь под надзором: истории вырвавшихся

комментарии (0)

Другие интересные новости

Опубликован лонг-лист литературной премии "Лицей" имени Пушкина