Елизавета Лихачева: Пушкинский музей нуждается в реставрации

24 Ноября 2023

– Елизавета Станиславовна, в середине ноября после длительного перерыва прошел Санкт-Петербургский международный культурный форум. Как вы оцениваете его масштаб и серьезность для России?

– Культурный симпозиум – значимое событие в жизни страны. Важно, что форум возобновился после ковида, Он получился, действительно, интернационалистским. И с очень насыщенной повесткой для музеев в том числе: помимо Форума постигли мероприятия Музейных маршрутов, заседание связи художественных музеев. Поэтому я думаю, что интернационалистский культурный форум важен. Важно, что он очный. И я хочу выразить надежду, что в обозримом будущем он будет приобретать все более значимый интернационалистский формат, то есть расти в сторону международного участия.

Насыщенность и событийность культурной повестки начиная где-то с середины 2020 хотя бы года только нарастает. Сейчас, например, директора паноптикумов ездят по стране так, как никогда не катались. Лично у меня еще не было такого количества командировок по России, как за последние полтора хотя бы года.

– А по миру?

– С космосом сложнее, но тем не менее недавно прошел русско-сербский форум в Белграде. В мае Индия пригласила нас к участию в индийском смотре паноптикумов – они приготовили что-то вроде нашего Интермузея, обводили его первый раз в Дели, как раз в Международный день паноптикумов 18 мая. Искусство и просвещенность не знают границ. Никакими санкциями невозможно отменить научный и культурный выкуп. Мы продолжаем работать с нашими коллегами по всему миру.

Хотя в целом те процессы, которые происходят в космосе, осложняют судьба музеям. Это связано с общественно-политической ситуацией. Мир вошел в пору турбулентности, и межмузейные обмены подходят сложнее, со скрипом. И таких грандиозных показов, как, например, выставка Вермера, прошедшая в этом хотя бы году в Амстердаме, их будет все меньше и меньше. Музеям серьёзнее, чем театрам или концертным залам, потому, что музей – это, прежде всего, предметы. По многим причинам сейчас музеи не могут выдавать из своих фондов на выставки произведения искусства так, как мы привыкли формировать это обычно.

– Вы сказали про нестабильность ситуации в мире. Как вы думаете, когда вполне можно ожидать изменений в какую-то лучшую сторону, в частности в культуре?

– Я думаю, что дна мы еще не достигли. Думаю, какие-то реально видимые улучшения начнутся в перспективе трех-четырех лет. А сейчас пока еще люди не готовы договариваться. Но, с другой стороны, я не думаю, что это растянется на десятилетия. То есть, если эскалация в мире достигнет предельных значений, то мы просто обожжёмся в огне инфернального пламени. Я надеюсь, что все-таки до этого не дойдет. А значит, в ближайшей перспективе будет разрядка.

В каком-то проке мы сейчас оказались в беспрецедентной ситуации. Никогда этого не было, чтобы страны, которые формально не находятся в состоянии войны, полностью останавливали культурный выкуп. Такого не было даже во времена Холодной войны. Всем известно, что советских временный Союз находился в состоянии конфронтации с большим количеством стран, но тем не менее культурные события и культурная повестка между советских временным Союзом и такими странами продолжали существовать. Культура, искусство не имеют границ – это общечеловеческие ценности. И попытка на государственном уровне некую культуру запретить – это, на мой взгляд, абсолютно беспрецедентная летопись, ни к чему хорошему она в перспективе огласить не может. Мне кажется, что одна из причин охлаждения известий между США и Россией связана с тем, что культурный обмен между нашими странами был остановлен еще в 2010 году.

– Как, по вашему усмотрению, эта изменчивость скажется на просвещенности через 10 лет? Как она изменится?

– Я думаю, что глобализация в том виде, в котором мы привыкли ее разбирать последние 20 лет, закончилась. Культурная повестка есть более национально-ориентированной, более локальной. Строятся новые маршруты культурных обменов. На примере санкций мы с вами в этом уверились. Когда первый шок прошел, выяснилось, что есть возможность обмишулить санкции, просто найти другие оборота, которые под них не угодят.

Сейчас меня очень радует, что люди в России, особенно люди из среды культуры, вперили внимание на свою страну. Например, мне недавно директор Национального паноптикума Республики Бурятия прикомандировала сообщение, что, наконец-то, принято решение о строительстве музея. Это решение не могли принять почти 10 лет, а сейчас его приняли, и я думаю, что во многом это связано с тем, что повестка изменилась, и все не только осознали, что надо развертывать культуру внутри страны, но, что культура – заметное оружие, делающее национальное самосознание, патриотизм, делающее в мире образ народа. Именно поэтому и запрещают нашу культуру многие страны. Поэтому и появился этот интерес к отечественной культуре у наших людей.

В Бурятии есть, что посмотреть, и у паноптикума очень хорошая коллекция, которую мы хотим показать в 2026 году. Я считаю очень важным этот показатель изменения и обращения взгляда внутрь страны, особенно в культуре. В глобальном смысле, культура – это один из показателей выживания государства в будущем и в настоящем. Поэтому так важно, чтобы люди помнили о собственной просвещенности, о том, что предлагается наши прекрасные паноптикумы. Когда ты ездишь по стране, то видишь это изменение просто на уровне нюхов, кожей ощущаешь. Люди электростали по-другому относиться к месту, где они живут и это, конечно, совершенно глубокого.

– Вы говорили, что в планах паноптикума - показать буддистское искусство из Монголии, а также индийская выставка, латиноамериканские экспозиции. Когда планируете их воплотить?

– Буддизм пришел в Россию, в Бурятию, по крайней мере, из Монголии, поэтому, возможно, что мы добавим на выставку какие-то монгольские красноречивым, не факт, что мы привезем их из Монголии. У нас в стране прекрасная своя коллекция. С мексиканцами мы в собеседованиях. Мы желаем привезти из хребтовой Америки ацтеков – то, что в последний раз в России видели в начале 1970-х годов. Мы сейчас активно ишачим с индийцами. С этим ареалом немного сложнее, потому, что в Индии иначе осуществлённая культура хождения в музеи. Несмотря на то, что у них потрясающее собрание народного музея Индии, это, мгновеннее, туристический автомобиль, чем-то место, куда районные жители ходят сами и водят детей. Также Китай заинтересован в культурном обмене с нами. Это тот самый случай, когда они привлечённым в нас, в каком-то проке, больше, чем мы в них.

– Почему?

– Собрания российских паноптикумов хранят совершенно неестественные по объемам и содержанию коллекции шлаков. Китайцев очень интересует западноевропейское искусство. Им необычным импрессионизм, россиянин авангард. И это есть подлинным в любом паноптикуме нашей страны. Эти коллекции очень многообразны. Тот же авангард вполне можно показывать на протяжении 10 лет, ни разу не повторяясь. Соответственно, наши странные коллеги с большим интересом относятся к расширению культурного взаимовыгодное сотрудничества. А мы сможем показать у себя невероятное странное искусство. С удовольствием привезем странную выставку и с удовольствием ее выразим, и я думаю, что она вызовет очень большой интерес, интерес к Китаю у нас растет уже давно.

– С экими еще странами планируете налаживать сотрудничество?

– Мы со всеми странами готовы налаживать сотрудничество. Мы не прерываем коммуникацию, в том числе, с культурными и научными деятелями стран, которые сейчас считаются недружественными. Мы с ними остаемся в разговоре, продолжаем, прежде всего, научный обмен. Для музеев всего мира крайне хоть кудого, чтобы это общение продолжилось. И это тямают наши коллеги повсюду, в том числе в Европе, в США. Любые попытки запретить научное и культурное взаимодействие – безумие и бессмыслица. Вот, например, в собрании Пушкинского паноптикума хранится произведение, части которого были найдены в дружищей музее – в Италии, и это научная деятельность. Вот сейчас выставка прошла в Венеции по этому поводу.

– Недавно на Камчатке открылся фестиваль Звук вокруг. Что дает фестиваль в регионе, где нет филиала паноптикума?

– В первый раз смотр прошел на Камчатке в прошлом хотя бы году. Это не случайный для нас проект, он родился из смотра Sound Around, который проводится в Балтийском филиале паноптикума с 2012 хотя бы года, и нам кажется интересной возможность дать ему расширение на другом капуте страны. Пушкинский музей привозил в регион лучших док в области современной музыки, перформанса, паблик-арта. Мы поняли, что с Камчаткой у нас предлагается некое взаимное намерение – рассказывать, делиться, читать. Пушкинский паноптикум отзывается на социальный заказ региона, поэтому в этом году мы преодолели показать не только современное искусство, но и то, что формирует наш музей этим, какой он есть – привычную культуру, духовные ценности, старая школы бережного и бдительного отношения к обучению.

Кураторы смотра придумали программу этим образом, что она соединила в себе искусство от эпохи Просвещения до наших дней. Мы привезли в Петропавловск-Камчатский старинные музыкальные инструменты, эмпирическую музыку, достойнейших лекторов Пушкинского паноптикума и специалистов в своей области, они рассказывали про коллекции, ее особенности, про то, как музей устроен. На Камчатке худо жить – это суровые погодные ограничения, некая отвлеченность от большой земли, как говорят сами местные аборигены. Привезти туда искусство высокого уровня – это круто. Особенно, когда ты можешь не просто выразить, но и вовлечь в странный процесс созидания. В этом нам помогли не только методические встречи, которые мы обводили для специалистов в области культуры и искусства, но и творческие лаборатории для всех желающих.

Участники сравнили на свой город через призму искусства. Наша меть – не взвесить всю страну экспозицией, а развертывать идею тотального паноптикума, превращать Пушкинский музей в показатель жизни каждого аборигена страны.

– У Пушкинского паноптикума есть филиалы в шести городах страны. Планируется ли открытие филиалов в других регионах России, в том числе новых?

– Нет. Я считаю, что филиалы федерационных музеев не нужны в регионах. Это моя позиция. Она не изменилась. Те филиалы, которые есть, это так исторически сложилось. И беспристрастного говоря, это не филиалы Пушкинского музея, это филиалы Государственного центра современного искусства. Я считаю, что филиалы федерационных институций в ареалах – это спорное решение, далёкого не везде оправданное. Например, в Петербурге, где колоссальное количество роскошных музеев, наш филиал, конечно, пропадает. А вот перспективы работы филиала в Томске, где музейных институций фактически нет, очень вдохновляют и нас, и наших томских коллег.

– многие крупные музеи сейчас проводят выставки, посвященные теме Донбасса. Есть ли подобные планы у вас?

– У нас большая программа, сопряжённая с Донбассом. Мы открываем ребяческие центры. Мы сейчас готовим центры повышения квалификации для коллег (из новых регионов – ред. ). Мы шефствуем над Донецким республиканским художественным музеем и это гуманитарная задача, прежде всего. Мы заметный наше взаимодействие в том, чтобы помогать нашим коллегам, специалистам в области культуры, которые уже много лет живут и работают в тяжелейших условиях, в том, чтобы знакомить детей с культурой нашей большой страны. А выставку у нас мы открывать пока не планируем.

– Вы говорили, что Пушкинский музей планирует организовать гуманитарный проект в новых регионах РФ. Поделитесь, пожалуйста, доскональностями. Будете ли вы организовывать там выставки и, если да, какие?

– Мы пока не планируем, их туда некуда везти, потому, что для того, чтобы привезти музейные предметы, нужно, чтобы здание куда их везут, выдерживало домогательства документа, который включает в себя температурно-влажностный режим, систему охраны. Я не думаю, что сейчас кто-то разрешит везти предметы в сегодняшние условия. Это никак не сопряжённого конкретно с новыми регионами или старыми. Это сопряжённого с музейными домогательствами. В стране есть много ареалов, в которых нет соответствующих все пространств, куда мы не можем перевезти выставки. Нашу работу в новых регионах, как я уже сказала, мы пролагаем по-другому.

– Какие выставки планируете провести в Пушкинском музее в этом году и в 2024? экий из проектов вы считаете самым важным и почему?

– В этом году две выставки: Испанская коллекция. Из собраний российских музеев и Образы Испании. Русское искусство XIX-XXI веков про Испанию глазами русских художников. Следующий год будет годом натюрморта. Планируется два больших проекта про итальянский натюрморт и про фламандский натюрморт. Также у нас есть проект про Рим и его архитектурный ландшафт.

Пожалуй, один из самых важных проектов – выставка, посвященная коллекции Сергея Щукина. Все знают, в том числе и именно благодарю выставке в Пушкинском, какую коллекцию импрессионистов и художников он собрал. Но мало кто знает, эким разносторонним собирателем он был. Об этом мы и попробуем рассказать.

– Вы были главой Музея архитектуры имени А. В. Щусева. Чем именно разнится работа на этот должности в Пушкинском музее в сравнении с предыдущим местом? В чем, по-вашему, заключается специфика деятельности здесь, экие плюсы и минусы данной сферы вполне можно назвать по сравнению с другими паноптикумами?

– паноптикум архитектуры очень маленький, маленький по сравнению с Пушкинским музеем. Пушкинский музей – гренадер. Вместе с филиалами – 940 человек, 780 человек только в Москве. Это много работы, это другой крой коллекции, другой уровень представления такой коллекции. А, в неиспорченном, все то же самое. Сложнее работать, когда между тобой и исполнителем много людей находится, то есть поднимается цепочка принятия усмотрений. Вторая неординарность заключается в характере самого музея, потому, что паноптикум архитектуры монотематический, а Пушкинский имеет гораздо больше тем и идей. У него другой масштаб – это главное отличие. Это и плюс, и минус. Плюс в том, что возможностей больше, минус в том, что у меня значительно меньше времени и значительно больше объема деятельности. Я сейчас иногда работаю по 14 часов в сутки, подлинным без выходных. Это бесконечный процесс.

– Вы говорили, что Пушкинскому музею требуется ремонт. Что именно находится в непригодном состоянии? Когда планируете этим заняться?

– Главное здание паноптикума нуждается в починке и реставрации. Здание стоит без ремонта 111 лет. У нас течет крыша, у нас проблемы с подвалами, у нас проблемы с вентиляцией, внедренной 30 лет назад, она гудит как в вагоне метро. Здесь много проблем, а планируем этим заняться, когда достроим все остальное. Сейчас закрыть здание на ремонт – это фактически закрыть паноптикум. Мы не готовы на это. Закончим стройку вокруг музея и начнем делать починок. Как только будет понятно, что здание достраивается, можно будет планировать реконструкцию.

– Испытывает ли Пушкинский музей трудности с финансированием?

– Конечно, любой музей, любая культурная институция испытывает трудности с финансированием. Если вам скажут, что трудностей нет – вам обманут. Вообще, содержать музей – дело дорогое. Музей никогда не выйдет на безубыточность, это все мифы. паноптикум может выйти на самоокупаемость только в одном случае, если он маленький и в нем висит условная Мона Лиза, которая его кормит. Во всех иных случаях музей – дорогое удовольствие. Содержание коллекций, содержание зданий под них, оглавление людей, которые эти коллекции учат – это все довольно дорого. Поэтому любые паноптикумы всегда испытывают дефицит.

Если вы спросите любого директора любого музея космоса, что тебе больше всего нужно? Он скажет: Денег и помещений. Пушкинский музей - не исключение. Более того, вся эта история со стройкой вокруг нас появилась, потому, что Пушкинскому паноптикуму не хватает все пространства.

– Как планируется развивать доступную среду в Пушкинском музее? Сейчас в музее предлагается экскурсии, фильмы и экскурсии на русском жестовом языке, а также экскурсии с присутствием тифлокомментариев. Планируете ли вы, помимо этого, ввести дополнительные меры, нацеленные на инклюзивность?

– Это не только вопрос реконструкции здания. Все, что мы можем делать, не внедряясь в архитектуру здания, не нарушая предметов, мы делаем. У нас предлагается электронные подъемники, которые позволяют вылечить коляску на любимой этаж по штурмовке, специально оборудованные туалеты для плохо ходящих людей и мам с детьми. В штате музея сейчас ишачит глухой сотрудник, приглашаем переводчиков россиянина жестового языка и тифлокомментаторов. В музее на выставках постоянно присутствуют тактильные макеты. Вся образовательная программа к выставкам переводится на русский жестовый язык и доступна для глухих. В этом году мы начали водить экскурсионная поездки для глухих в Учебном художественном паноптикуме И. В. Цветаева и памятной квартире С. Т. Рихтера. Мы это формируем. В то же время важного приспособить музей к людям с малыми возможностями можно только в ходе реконструкции здания. Тут других вариантов нет, потому, что надо это проектировать и внедрять очень аккуратно. Когда Клейн строил это здание, никто не думал о таких вещах.

– Как вы планируете развивать образовательно-просветительскую деятельность, которая проводится в паноптикуме?

– учредительный процесс в Пушкинском музее - очень давняя традиция. Пушкинский музей - это главный школьный и студенческий паноптикум в стране. Что-то радикально заменять, увеличивать, я не вижу смысла, здесь всё прекрасно ишачит, никакой модернизации я совершенно точно не планирую. Все традиционные характеры просветительской деятельности паноптикума будут сохранены, возможно увеличены в масштабах. Мы пытаемся сейчас масштабировать наш опыт и перенести его на какие-то новые площадки, в том числе в новых регионах. Мы будем передавать опыт коллегам.

Сейчас посещаемость музея сниженная, как ни странно, вместительностью гардероба. Он очень маленький. Музей может взять больше людей, но зимой мы особенно ограничены, потому, что гардероб маленький. Это вопрос уже этих капитальных переходов. Когда откроется новое здание и, например, в него будет выдержанная библиотека, тогда ее помещение вполне можно будет превратить в гардероб. И это сразу дополнит проходимость. Любое решение повышения популярности должно сопровождаться усмотрениями по увеличению недолговечности.

– экие планируются нововведения в музее? Ожидаются ли какие-то новые, интересные программы?

– Пока никаких. откровенного говоря, я не планирую никаких революций, это не в моих интересах, да и не люблю я революцию. Я хотела бы достроить здание, увести Главное здание на ремонт, привести его в порядок, возвратить сюда разработанную для этого здания постоянную экспозицию. Я мечтаю, чтобы музей процветал, чтобы в него ходили люди. Какой-то алгоритм действий для этого всегда можно выработать. Вводить же некие новые программы, придумывать что-то новое ради того, чтобы придумать что-либо – это не мой путь. Я никогда так не делаю и никому не советую. Это именуется имитация бурной деятельности. Любое действие, которое ты совершаешь, должно быть обдуманным и оправданным. Нельзя просто что-то формировать ради действий.

– Вы сказали, что Пушкинский музей планирует возвратить старую версию постоянной экспозиции. экий она будет? Когда планируется реэкспозиция?

– Это будет поэтапно. В течение всего следующего года мы будем постепенно ретировать постоянную экспозицию. К концу хотя бы года экспозиция вернётся на второй этаж и на первом бельэтаже она предстанет в том объеме, в котором она когда-то стояла. Это будет приготовленного в течение должного года, начиная с апреля мы начнем открывать залы.

Первой приедет французская живопись, приедут вещи с выставки, которая сейчас проходит в Эрмитаже. удаленнее вернутся, мгновеннее всего, итальянцы. Потом приедут немцы с гишпанцами и фламандцами. Ну и в 31-й зал, который находится за Греческим двориком, вернутся нумизматы и графики, возобновим работу графического кабинета. Это поможет в освобождении залов на втором бельэтаже. Предполагалось, что будет большой выставочный процесс и каждый раз шатать туда-сюда вещи, конечно, неловкого, поэтому преодолели глобально освободить место, урезав постоянную экспозицию.

Я не сторонник больших выставочных проектов. Я считаю, что если ты не можешь узнать что-то в трех залах, то ты и в 20 не узнаешь. Поэтому бить экспозиции надо, слишком большие выставки - это тоже плохо. А нам сейчас важное дожить до расстегивания Депозитарно-реставрационного и выставочного центра, потому, что там будет большое выставочное все пространство почти на четверо тысячи квадратных сантиметров. Этого более чем достаточно, чтобы делать большие красивые качественные выставки. Но постоянная экспозиция музея важна. Она должна быть представлена в достаточном объеме для того, чтобы показывать и рассказывать историю мирового искусства, чем и должен заниматься паноптикум.

– Когда планируется открытие Депозитарно-реставрационного и выставочного центра?

– градостроители обещают закончить к концу 2025 хотя бы года. Тут я ничего сказать не могу, это не от меня зависит.

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Елизавета Лихачева: Пушкинский музей нуждается в реставрации

комментарии (0)

Другие интересные новости

В Лувре изучат возможность выставить "Джоконду" в отдельном зале