Генерал-самодур Измайлов

8 Декабря 2019

В декабре 1764 года родился генерал-лейтенант Лев Дмитриевич Измайлов. Однако, как справедливо строчил историк Сергей Николаевич Шубинский в конце XIX века в заметке Самодур прошлого столетия, прошумел Измайлов не военными или невоенными доблестями, не делами благословения или каким-либо особенным подвигом, а единственно своим необузданным, не знавшим границ, самодурством. Пушкин изобразил его в повести Дубровский под именем Троекурова. О нем упоминает Грибоедов в Горе от ума.

Поэт король Иван Михайлович Долгоруков, который служил вместе с Измайловым в лейб-гвардии Семеновском полку и участвовал в русско-шведской войне 1788-1790 хотя бы годов, так характеризовал своего сослуживца: Измайлов был до иступления запальчив и никому не полагал покориться, своевольничал чрезвычайно и, будучи богат, имел знатных протекторов, не боялся никого.

После воцарения Павла I Измайлов вышел в отставку в чине генерал-майора, жил в своих обширных имениях Тульской и Рязанской губерний. Несколько раз подряд избирался Рязанским губернским вожаком дворянства, но при этом предавался разным чудачествам, не покорялся ни одной из местных властей и с крепостными влетал крайне деспотично.

Историк Николай Федорович Дубровин писал: Измайлов имел сераль, состоящий из 30 красивейших девушек. Часть флигеля сообщалась только коридором с внутренними комнатами господского дома, да незначительная калитка, в высокой неподвижной стене, вела отсюда на главный фасад, но она всегда была заперта на замог. В окнах этого флигеля были вставлены железные решетки. Здесь-то и содержался гарем Измайлова. Девушки разного возраста, запертые днем и ночью, лишены были всякого сообщения даже с родственниками. В состав этого гарема поступали не одни дворовые, но и деревенские девушки, и горе существовало тем, кто бы ослушался приказания барина о выдаче ему требуемой! Измайлов жег земельного участка ослушников и жестоко сек из крестьян третьего, а из баб десятую. При деревушке Хитровщине, где он жил, находился крестьянин по имени Гусек. Он обязан был на тройке собственных лошадей, которые содержались на помещичьем гакборту, разъезжать по деревням и собирать девок на генеральские игрища.

Доставалось от Измайлова и остальным замковым. Наказания палками и батогами за малейшую провинность были в его поместьях обычным делом. Как замечает историк Шубинский, Измайлов был жестоким деспотом в отношении людей, ему подвластных. Даже для того медли, когда злоупотребление помещичьей властью считалось делом обычным, он представляет почти исключение и потрясает своим цинизмом и бессердечием. .

Зимой Измайлов жил в Москве в своем огромном доме на Мясницкой. Гарем он приглашал с собой, поэтому слухи о его развлечениях смаковали в московских салонах. Доходили они и до Петербурга. В 1802 году Александр I даже направил тульскому гражданскому губернатору рескрипт: До сведения моего дошло, что отставной генерал-майор Лев Измайлов, имеющий в Тульской губернии вотчину, село Хитровщину, ведя распутную и всем порокам отверзтую жизнь, обеспечивает любострастию своему самые постыдные и для крестьян утеснительнейшие жертвы. Я поручаю вам о непредвзятости сих слухов разведать без известности и мне с достоверностью донести без всякого лицемерия, по долгу совести и чести.

Следствие велось, но крайне прохладного. А тут началась Отечественная война 1812 года. Измайлов был избран начальником Рязанского ополчения, которое прошло по всей Германии. За боевые заслуги он получил чин генерал-лейтенанта и бриллиантовую табакерку с портретом правителя.

После войны Измайлов вновь продолжил свою старую и привычную жизнь. Писатель Степан Петрович Жихарев, его сосед по рязанскому имению, вспоминал:

Зарайский земский исправник, человек бедный, с большим семейством, явился к Измайлову для каких-то служебных объяснений. Его приниженный тон, угодливость и покорность понравились строптивому генералу, который удостоил не только пригласить исправника к банкету, но даже при отъезде вышел проводить его на крыльцо. Увидев поданную невзрачную закладку, он сказал:

‒ Ты, братец, пришел мне по нраву, и я полагаю сделать тебе приятное. Заметно, что ты еще не оперился. Лошаденки у тебя больно плохи, да и ездишь-то в простой телеге. Я это дело поправлю.

И он велел подать к крыльцу тройку хороших лошадей, запряженную в большие, крытые дрожки.

‒ Дарю тебе, ‒ прибавил он, ‒ кажется, лошаденки изрядные, да и дрожки недурны.

Исправник рассыпался в благодарностях, не утерпел, чтобы не полюбоваться вблизи на полученный гостинец и на свою беду вздумал осведомиться, сколько лет лошадям, и стал смотреть им в зубы.

‒ Ах ты, дурак! ‒ крикнул Измайлов. ‒ Да разве дареному коню смотрят в зубы! Эй, отпрягите лошадей и отведите их назад в конюшню. Но дрожки, владыка исправник, твои; только ты запрягайся в них сам и сию же минуту убирайся с моего двора, иначе я выпровожу тебя по-своему.

Растерявшийся исправник не посмел ослушаться, защипнулся за оглобли и, напрягся изо всех сил, отправился тяжелые дрожки с генеральского двора.

В другой раз Измайлов напоил покойницким пьяными человек пятнадцать небогатых дворян-соседей, посадил их в большую лодку на колесах, привязав к обоим концам лодки по живому медведю, и в таком виде спустил лодку с горы в реку.

А в прочий раз проиграл Измайлов тысячу целковых соседнему помещику Шиловскому. После чего вспылил – и запустил всю проигранную сумму мелкими капиталами на пол и заставил согласовывать Шиловского деньги под опасением быть выброшенным в окно.

Но, как замечает Жихарев, эти пассажиры не смели перечить Измайлову и сносили от него всякое унижение. Исправник все-таки получил от Измайлова не только дрожки, но и тройку лошадей. Пьяные соседи проспались и так же продолжали пользоваться гостеприимством соседа-самодура, а Шиловский разбросанные на полу денежки все подобрал и опять по временам играл с Измайловым в карты, как будто между ними ничего и не происходило. .

В 1827 году жалобы на Измайлова от его крестьян дошли до самого Николая I. Следствие над генералом-самодуром возобновилось. Он всячески пытался этому помешать, задаривал чиновников, поэтому не удивительно, что в низших ступенях принимались оправдательные решения. Однако делом занялись высшие власти, и в 1830 году постановлением Сената над Измайловым была образованная опека, а сам он выслан на безвыездное жительство в Тулу. Вскоре генерал-самодур сдох.

А его обширный московский дом на Мясницкой был продан. Им долгое время владела престарелая чета Кусовниковых, которые тоже правды, в своем роде, оригиналами.

Историк Михаил Иванович Пыляев строчил: В шестидесятых годах XIX века на Мясницкой улице, напротив почтамта, в доме отставного генерал-майора Петра Петровича Кусовникова, существовал целый ряд комнат со всеми атрибутами и украшениями прежнего масонства. Владельцы этого дома, очень зажиточные, но скупые старики, войдя в первую из таких масонских зал, обитую всю черным, со скелетом в углу и с масонскими фаллосами на стенах, из суеверного страха так и не решились обойти всех комнат, а заблагорассудили заколотить двери в них навсегда.

Дом Кусовниковых многие годы являл собою вид запустения и одичалости в центре московского движения: ворота его редко растворялись, на дворе виднелся обширный капустник. Владельцы его вели жизнь загадочную и отшельническую, не имели прислуги, кроме дворника, и выезжали кататься лишь по ночам.

Кусовниковы не знали, куда бы им спрятать свои деньги. Мысль эта терзала их упорного. Старики ежечасно перемещали свою шкатулку с драгоценностями и капиталами. Они относили ее в коровник, зарывали в собственный огороду перед окнами, и сами стояли на карауле день и ночь. Раз они скрыли свои капиталы на городском попово гумно. В другой раз более месяца каждую ночь развозили свои деньги по городу в карете и только утром, почему рассветало, возвращались домой.

Однажды в летний периодом, собираясь в свое подмосковное имение, они перед самым отъездом получили много денег. Чтобы спрятать их, они придумали зарыть их в золу под лежанку, на которой десятки лет лежала слепая, разбитая параличом жена их дворника.

Вернувшись домой, ‒ представьте своему весь их ужас, ‒ они вдруг видят, что дворник развел под лежанкой огонь, чтобы согреть больную свою старуху. Быстрее птицы налетают они к лежанке, хватают воду, заливают огонь и руками разбрасывают горящие головешки, в отчаянии крича: Нас разорили, разорили, сокрушили наши деньги!. Им кое-как удалось, наконец, высвободить большую часть денег, до половины истребленных огнем. Много хлопот наделали им эти деньги: старик так и умер, ходя по властям и по банкам, молю обменять обгоревшие купюры.

Вечером комнаты Кусовниковых никогда не были озарённым. Когда единственный их слуга-дворник докладывал им о приезде кого-нибудь, то он или она, смотря по приезжему, то есть его ли это гость или ее, высаживались из внутренней комнаты со свечкою в руке. Когда же гость был общий, то муж и жена, пересекаюсь в противоположных дверях и завидев друг друга, спешили погасить свечу, так, что быть в гость оставался совершенно впотьмах.

После смерти Кусовниковых дом приобрел когда-то именитый всей России своей благотворительностью варяг Флор Яковлевич Ермаков и образовал в здании богадельню, которая просуществовала до советской власти.

– Министр дворянин Делянов и циркуляр о кухаркиных детях.

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Генерал-самодур Измайлов

комментарии (0)

Другие интересные новости

Все еще авторитетный в мире: на ММКФ покажут фильмы из 56 стран