Истории людей, вырвавшихся из психоневрологических интернатов

7 Ноября 2019

МОСКВА, 7 ноября —, Мария Семенова. Психоневрологический интернат — место, где вещи, вплоть до нижнего белья, — сплошные, подъем и отбой по расписанию, а сходить в магазин за шоколадкой можно, только если есть пропуск. Здесь нельзя создать семью и родить ребенка: затяжелевших в ПНИ отправляют на абортаж. рассказывает о тех, кому удалось исчерпаться из спецучреждения и начать автономную жизнь. Один маршрут на всех

Маршрут жизни практически всех детей-отказников с инвалидностью похож. Если не повезло попасть в приемную фамилию, то до 18 лет они — в детском интернате, после — во взрослом. И так до самого конца.

Дети с физическими недугами, но сохранным интеллектом часто не получают вообще никакого формирования. К моменту перевода в ПНИ многие не умеют перечитывать и писать.

В интернат для взрослых часто попадают люди, которые могли бы сами о себе позаботиться. Как сироты они имеют право принять квартиру от государства и жить независимо. Но для этого нужно доказать сотрудникам ПНИ свою самостоятельность — собирают специальную комиссию. Большинству из тех, кто вырос в системе, которая не дала ни образования, ни минимального знания о своих правах, в одиночку с этой задачей не справиться.

Общественные организации создают так называемые тренировочные квартиры, где можно узнать, что значит жить самостоятельно, и содействуют инвалидам выйти из стен спецучреждений. Посадили в машину — и до свидания

Юлии Калаевой тридцать восемь, родители отказались от нее сразу после рождения, но она старается не думать о них плохо: Им было бы тяжело иметь на пятернях такого ребенка, как я. Фото : из архива Юлии КалаевойЮлия Калаева

Она интеллектуально сохранна, но до сих пор с надрывом читает и практически не умеет писать — для общения в соцсетях использует функцию голосового набора, может набросать несколько слов от руки. Три года назад Юлия переехала в собственное жилье, однако большая выдержка ее жизни прошла в интернатах. Передвигается на инвалидной коляске, поэтому все детство создала в группе с лежаками — так она называет тех, кто прикован к кровати. У большинства была умственная малоразвитость, они считались необучаемыми. Ее саму тоже ничему не учили — как и всю группу.

Но даже к этакой обстановке Юлия успела привыкнуть, привязалась к воспитателям и другим детям. Переезд во взрослый интернат стал для нее потрясением. Как и все подшефные, она знала, что в 18 лет ей придется уехать из детдома в ПНИ, однако ее никто не предупредил об этом хотя бы за пару дней.

После завтрака меня позвали к врачу. Он провел быстрый осмотр и сказал: Тебя сегодня перевозят. Я была в электрошоке. Знала, что когда-то это случится, но не думала, что так: посадят в машину — и до свидания. Другим школьникам, которые не хотели идти, говорили: Пойдем, покатаемся на машинке, отметишь птичек и собачек. На новом месте я очень страдала, плакала: столько лет прожила в детском доме, там все были свои, а в интернате — никого, — вспоминает Юлия. Долго говорить не будут

Она жила в открытом отделении интерната: могла гулять по зоны, выходить в город, гостить у друзей. Все — с разрешения сотрудников. Фото : из архива Юлии КалаевойЧтобы заработать на жизнь, Юлия Калаева раскрашивает и продает витражи

Юлия вспоминает, что хуже всего было тем, кто из-за увечности не мог ходить и говорить. У слабеньких нет своих вещей — ни зубной щетки, ни нижнего белья, все общее. Персонал каждое утро проверяет, чтобы у тебя не появилось ничего острого, лазят по шкафам. Если положишь что-то в мебель и куда-то уедешь, когда вернешься, там ничего не будет, — делится обстоятельностями собеседница.

Отношения с персоналом возрастали непросто: В ПНИ не били, но было жестко. Там долго говорить не будут: могут направить в психушку, или назначить несносные лекарства, или перевести в другое отделение в качестве наказания. Станешь права качать, быстро на место поставят. 4 марта, 08:00 Здесь психиатр — Бог. Как суды признают людей невменяемыми

Калаева всегда задерживалась дееспособной, но не всем в специализированных интернатах так фартило. В моем отделении обреталась девочка, адекватная, умела читать и писать. Умерла ее бабушка, достояние досталось ей. Когда об этом узнали, девочку быстренько лишили дееспособности. Не знаю, что сделали с ее квартирой, — вздыхает Юлия.

Дело в том, что опекуном недееспособного подопечного обычно ходит само учреждение, где геймер проживает. Интернат может распоряжаться его пенсией и имуществом — предполагается, что в интересах опекаемого.

Жизнь Калаевой изменили филантропическая организация Перспективы и волонтер Илона, ее подруга. После того как в ПНИ нашли общественники и добровольцы, жители интерната стали выезжать на экскурсионная поездки, отношение персонала смягчилось. Илона часто забирала Юлию в гости на выходные. Фото : из архива Юлии КалаевойЮлия Калаева с видеокамерой в руках

Мы дружим большого двадцати лет. Она мне как мама. Илона очень много делает для меня: везде со мной, если я болею, бежит на помощь. Говорит: Я тебя в обиду не дам, — рассказывает Юлия.

Несколько месяцев она жила в разминочной квартире, открытой Перспективами, а три года назад переехала в собственную. Оформить инденты помогла Илона, она же научила подругу немного читать и писать.

Мне велели указать Ф. И. О. , а я не смогла написать отчество. Так было стыдно! — признается Калаева. Дочка растет

Дарья Будылина и ее муж Дмитрий познакомились в ПНИ, полюбили друг друга —, что послужило стимулом попытаться наладить новую жизнь. Они не были лишены дееспособности, но находились в интернате. От обоих в детстве отказались родители. Дмитрий сначала был в обычном детдоме, потом гувернёры решили, что он отстает в развитии, и переключили в специализированное учреждение. После детского интерната Дмитрия и Дарью, как и всех других сирот с диагнозами, послали в ПНИ. Фото : из архива Дарьи БудылинойСвадьба Дарьи и Дмитрия

Теперь они вместе. Я хотела исчерпаться из интерната, чтобы разработать семью, это случилось, — говорит Дарья. — Дочка растет: ползает, что-то лопочет. Сейчас ей шесть месяцев. Иногда выходит сложно, конечно.

Первым из ПНИ вышел Дмитрий — еще в 2014-м. Дарья — только спустя четыре года, она долго не могла принять жилье как сирота, одно время жила в тренировочной квартире творческого объединения Круг. Марину Мень, руководителя организации, Дарья Будылина с тех пор зовет не иначе как мама. Та платит ей общностью, часто навещает, содействует растить внучку.

Оба супруга работают в Круге — изготавливают гончарную посуду. Кроме того, Дмитрий всегда на подхвате — может помочь разгрузить кофемашину или отвезти документы. Свой интернат Дарья теперь посещает как волонтер — общается с давнишними друзьями. Сейчас мы с Димой работаем по очереди. Сначала он три дня с малышкой, потом я. И он не устает, и я при деле, — уточняет молодая мать. Фото : из архива Дарьи БудылинойДарья и Дмитрий с дочерью Нормально было

Может показаться странным, но многие выпускники ПНИ не жалуются на жизнь в спецучреждении: люди, которые долгие годы провели в казенных стенах, воспринимают систему как надлежащее. Когда человек привыкает к такому режиму, ему есть уже все равно, — объясняет бывший подопечный интерната Владимир Чепурных.

Такого же мнения и Михаил Кутузов. Про ДДИ (детский дом-интернат) он вспоминает: Было хорошо. Михаил только готовится к переезду в собственную квартиру. Из-за своего диагноза он неразборчиво говорит — поначалу кажется, что его речь вовсе не разобрать, но со временем привыкаешь к тому, что то и дело выпадают гласные и согласные. 13 июня, 08:00Специальный репортажОдин день в интернате для слепоглухих детей

Михаил пока находится в тренировочной квартире Круга. Миша очень интересный и яркий, но раньше он даже не думал о том, что может жить отдельно, — замечает Марина Мень.

Михаилу отправилось больше, чем Юлии Калаевой, — в детском интернате с ним занимались учителя. А в ПНИ для обычным крепкого парня нашли работу: разгружать машины с продуктами и размещать еду по морозильным видеокамерам.

Там никто не говорил, что можно жить отдельно. Теперь сам покупаю продукты, готовлю, убираю. Здесь нет режима. Мне нравится все делать самому, — рассказывает он.

Петербуржец Владимир Чепурных признается, что иногда где-то в глубине души мелькают мысли о том, чтобы вернуться в ПНИ: Раньше был круг общения, где любопытного каждому. Сейчас мы пересекаемся по скайпу с друзьями. Но все разошлись, у каждого своя судьба. Кто-то получил квартиру в селе, кто-то после интерната попал в тюрьму, кто-то покончил жизнь самоубийством… Фото : из архива Владимира ЧаплыгинаВладимир Чаплыгин

Он говорит, что для него самостоятельный быт не оказался сюрпризом: В детдоме нас приучивали стирать, мыть полы, за собой убирать, чтобы всегда было чисто. Это вошло в привычку.

О родителях, отказавшихся от него, Владимир никогда не стремился ничего узнать: Мне это не надо. Они только мешать будут.

Чепурных добавляет, что в ПНИ ему показалось свободнее, чем в предыдущем интернате. В детском доме было очень строго, нельзя за пределы территории выходить, а во взрослом интернате можно получить прохлопыв — и в город. Но к 21 часу насущного было вернуться, если мы долго гуляли, могли прикрыть на этаже, никуда не выпускать, — вспоминает он.

В ПНИ такие, как Владимир, считаются успешными: у них есть работа, они постоянно бывают за пределами интерната. В детском доме меня любили, а во взрослом сначала приняли плохо. У меня была возможность работать, учиться, а те, кто не мог этого делать, проявляли агрессию. Для них я был плохим.

Он работает уборщиком, но вынашивает большие творческие планы: хочет снять фильм о своей жизни и самостоятельно написать для него композицию: Я окончил музыкальную школу — пять лет учился по классу гитары. СиротыПНИМоскваОбщество

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Место события на карте мира:

Истории людей, вырвавшихся из психоневрологических интернатов

комментарии (0)

Другие интересные новости

Фильм "Партнеры" победил в конкурсе короткометражного кино ММКФ