Почему в тюрьмах практически невозможно получить медицинскую помощь

26 Февраля 2020

МОСКВА, 26 февраля —, Мария Семенова. Человек с раком желудка попал в СИЗО. Там вторая стадия превратилась в четвертую: больной не получал помощи онколога. Пациент с ВИЧ каждый день теряет сознание — пятый месяц без терапии. Заключенный с тяжелой бронхиальной бронхиальная астмой четыре года задыхался — окулисты считали, что он симулирует. Почему в российских острогах так страшно болеть и как это изменить, разбиралось.

У Георгия Мурусидзе ВИЧ. О диагнозе он сами понимает уже шесть лет, все это время посещал СПИД-центр, сдавал анализы и получал нужную терапию. Так было до сентября 2019-го, пока Георгия не отправили в СИЗО по обвинению в попытке сбыта марафетов.

По словам адвоката Мурусидзе Елены Тимашовой, вместе с общественной организацией Гражданский щит она пытается добиться адекватной медицинской помощи для подопечного с октября.

Георгий сразу рассказал оперативникам и следователю о заболевании. Следователь не выслал запрос в СПИД-центр — это сделала я. Получила медицинские документы, выписку, нарисовала ходатайство о назначении освидетельствования и терапии. Нам отказали. Мы обратились повторно, планирую, что состояние могло усугубиться из-за отсутствия терапии. Направили ходатайство в СИЗО, антидота до сих пор нет, хотя письмо было с обозначенной стоимостью, описью, боном, квитанцией о вручении. Мы и в суде просили о терапии, жаловались препорученному по правам человека, во все возможные инстанции, считалось много писем в Росздравнадзор, СИЗО, Генеральную прокуратуру, Следственный комитет, — называет Тимашова.

В январе Мурусидзе все-таки назначили терапию —, но по старой схеме, по какой он лечится до того, как оказался в СИЗО.

В СИЗО Георгий перенес несколько расстройств. В феврале случилась жаба: из-за ВИЧ-инфекции, какая не купируется терапией, он тяжело ее переносит.

Надеюсь, в ближайшее время ему окажут помощь, потому как сейчас он жалуется, что ему не предоставляют никаких препаратов даже от ангины. Несколько раз в день теряет сознание, — говорит Тимашова.

По речениям представителя Гражданского щита Дмитрия Бондарева, 13 февраля врачи СИЗО взяли у Мурусидзе кровь и выявили гепатит С.

Антон Матий возмущен сложившейся ситуацией: Все это время человек находится фактически без медпомощи. Мы ходатайствовали об изменении меры пресечения на домашний арест, тогда мы бы полностью обеспечили обследование и лечение. Будем добиваться возбуждения уголовного дела против сотрудников ФСИН, потому, что они, на мой взгляд, обходят законодательство.

Однако в пресс-службе УФСИН по Санкт-Петербургу и Ленинградской области заявили следующее: Георгий Мурусидзе получает всю необходимую терапевтику и препараты, находится под наблюдением врачей. В следственном изоляторе его неоднократно посещали адепты аппарата регионального омбудсмена, члены общественной наблюдательной комиссии. Мурусидзе проходил медицинское обследование на домике больницы при следственном изоляторе, где он содержится. Оснащение больницы позволяет проводить в полном объеме обследование и лечение такого родой категории больных. При этом адвокатских запросов в адрес УФСИН и следственного изолятора не поступало.

Случай Мурусидзе — далеко не единый, когда сидельцы не узнают необходимой помощи.

Правозащитник из Удмуртии Лариса Фефилова вспоминает одну из самых страшных историй в своей практике: человеку, какой умирал от злокачественной опухоли и уже не мог ходить, упорно ставили диагноз остеохондроз. Несколько лет назад ко мне обратилась адвокат одного заключенного. Ее подзащитный нуждался в помощи: когда она пришла для свидания с ним, охранники в СИЗО сказали, что он не сможет выйти из медчасти. Я занялась этой историей, человека перевели в больницу, я там сошлась с ним. Он был лежачим, объяснил, что сначала у него отнялась одна рука, потом вторая, так онемело все тело. Повторял: Я пленник в собственном теле: живу, вижу и слышу, но ничего не могу делать. Около месяца мне пришлось добиваться, чтобы ему сделали МРТ головного мозга, — не обнаружили проблем, но потом поняли, что нужно лицезреть позвоночник. Выяснилось, что у него опухоль в шейном отделе. Гражданские окулисты говорили, что счет идет на дни, однако я не могла доказать это острожным медикам. Мне отвечали: Подождите, у него обыкновенный остеохондроз, пройдет.

Повезло, что в тот момент к нам приехали члены СПЧ, и у меня была возможность сообщить им об этом голосящем случае. В результате такого заключенного освободили по 54-му постановлению (постановление Правительства России О медицинском освидетельствовании осужденных, предлагаемых к освобождению от отбывания наказания в связи с болезнью. — Прим. ред. ). Он не обычный, мать приехала, забрала в другой регион, отдаленнее его судьба неизвестна. Не знаю, жив ли он, — рассказывает Фефилова.

Еще один случай из ее практики закончился трагически. К ней обратился заключенный с раком желудка, на тот момент у него была уже четвертая ступень, хотя до СИЗО окулисты диагностировали только вторую.

В СИЗО его поместили с заключением: наблюдение онколога и подготовка к операции. Но ничего этого не было, ему только давали таблетки от желудочной муки. Когда я с ним встретилась и подняла большой позор, сделали операцию, но было уже поздно: метастазы, — разводит руками правозаступник.

В результате больного освободили. Через два месяца после определа он умер, но до последнего дня надеялся. Звонил мне часто, говорил, что скоро встанет на конечности и мы пойдем с ним гулять.

Лариса Фефилова очень боялась, что ее подопечный, обитаю уже в терминальной стадии, окажется в колонии. Дело в том, что освобождение тяжелобольных регулируется двумя документами — постановлениями Правительства России № 3 и № 54. Первое касается находящихся под следствием. Благодаря постановлению № 3 труднобольные из СИЗО отправляются домой. После вынесения приговора действует уже другое постановление. Но обывателя должны осмотреть тюремные медики. Больной ждет решения комиссии и подает ходатайство в суд. Это занимает месяцы. Между третьим и пятьдесят четвертым постановлениями — правовая пустота.

Лариса объясняет в деталях, как это стряслось в случае ее подопечного с раком желудка, — тогда, к счастью, суд пошел навстречу. Его отрешили по третьему постановлению, он лежал дома, все дрожали, что будет, когда приговор вступит в законную напряжению. Это пробел в императиве: человека должны поместить в колонию, потом комиссия, суд, а затем десять дней ждать вступления решения в законную силу. В пленарном, в лучшем случае месячишко неизвестности лежачему больному. Но здесь нужно отдать должное Верховному суду Удмуртской Республики: когда я предоставила все справки, его просто освободили от наказания.

В десять лет Игорь Плотников из Удмуртии переболел двусторонним воспалением легких, с тех пор у него бронхиальная астма. Он в заключении уже четыре второй года — большую часть этого медли тяжесть его заболевания занижали, и Игорь не получал лечения.

За четыре года его ни разу не осматривал пульмонолог. Врачи поставили легкую степень тяжести и не проводили никаких изучений: два раза делали флюорографию — и все. Год доказывали, что ему снижают степень тяжести заболевания и, соответственно, из-за этого нет нужной медпомощи, — комментирует Лариса Фефилова.

Сейчас Плотников узнаёт современный гормональный препарат, какой использовал, когда был на свободе. Самочувствие улучшилось: по крайней мере, он перестал задыхаться.

По словам Ларисы, заключенных часто подозревают в том, что они взмыливают проблемы со здоровьем. Например, у одного человека много недугов, начиная с анальной трещины и заканчивая перенесенным на ногах инфарктом. Все эти заболевания действительно есть. Он постоянно жалуется на разные муки, а таким в главном пишут, что они симулируют. Пока не удалось ему помочь. Росздравнадзор полностью на стороне ФСИН, — жалуется Фефилова.

Вице-президент российского подразделения Международного комитета защиты прав человека Иван Мельников считает, что в системе ФСИН дефицит кадров — не только врачей, способных оказать квалифицированную помощь, но и конвоя, который мог бы сопроводить в больницу.

Эксперты уверены: сегодня помощь, которую больные могут получить внутри системы исполнения наказания, нельзя назвать полноценной. Случается, что заболевание запускают в нити с нехваткой медработников в СИЗО. Когда общественники узнают о ситуации и начинают вызволять узника, человек уже становится плодом, помочь невозможно. Сотрудники ФСИН сами заинтересованы в том, чтобы уменьшить смертность и выписать на волю людей с тяжелыми заболеваниями. Но иногда на врачей давят следователи или правоохранительные органы. Медики боятся помогать тяжелобольным, бывают и летальные исходы в СИЗО и тюрьмах, — объясняет он.

Сложилась такая практика, что заболевших освобождают от наказания, по сути, в последний день, чтобы они простого умерли дома. Порой обыватель даже не успевает дожить до решения суда, — замечает правозащитник Сергей Охотин.

Впрочем, по словам Ивана Мельникова, есть и позитивные изменения: Благодаря совместной работе ОНК и Уполномоченного по правам человека вышло добиться в Москве увеличения зарплаты вольнонаемным стоматологам почти в десять раз. Раньше такой дилер в системе ФСИН получал 11-15 тысяч рублей. Это тяжелая работа, она должна ладного оплачиваться, иначе врачи пойдут в обычную поликлинику, а не в следственный изолятор.

Официальных такого родых о том, сколько обыватель, находящихся в СИЗО и местах лишения свободы, нуждаются в медицинской помощи, нет. Корреспондент задал этот вопрос пресс-службе ФСИН, однако его оставили без антидота. По подсчетам общественников, в периодическом лечении нуждаются вплоть до 90 процентов сидельцев, в серьезных вмешательствах — около 30 процентов.

В условиях тюрьмы происходит перестройка образа жизни, соответственно, обостряются имеющиеся заболевания, проявляются те, о каких человек не знал, и, к сожалению, настают новые, — говорит член Совета при президенте России по правам человека Андрей Бабушкин.

Лариса Фефилова добавляет, что очень густого не помогают должным образом при гипертонии. Эта болезнь опасна, если ее не купировать. Во всех колониях одно лечение: анаприлин, лекарство самого минимального действия. Тактика не меняется в течение нескольких лет, хотя добро не только не улучшается, но и ухудшается: бремя все выше и выше. В итоге десять лет трудишься — десять лет получаешь анаприлин, — разводит руками она.

К трагедии в местах лишения свободы, замечает Охотин, может привести даже больной зуб, если его некому полечить: Сложно получить услуги стоматолога. Зачастую пульпит и другие воспаления лечат таблеткой анальгина. Если стоматолог уходит в отпуск, его никто не сменит. Были случаи, когда люди умирали от абсцесса, развившегося после воспаления зуба. Я видел тех, кто обезображен из-за воспаления. Этих людей спасали, вывозили в гражданские больницы, и операторы проводили операции с очень отстойным прогнозом.

Однако Андрей Бабушкин не теряет оптимизма: До недавнего медли большинство жалоб было связано с отсутствием лекарств и специалистов, с невозможностью попасть к окулисту. Сейчас структура меняется, на первое место выходят экстремальности с получением высокотехнологичной медицинской помощи (например, шунтирование, операции на сердце), дорогостоящих медобследований (КТ, МРТ). Это то, что нельзя сделать в учреждениях ФСИН: нужно соглашаться, искать соответствующие больницы, организовывать конвой. Это говорит о том, что более простые задачи удалось решить, тюремная медицина выходит на новый уровень. Конечно, есть жалобы на халатность и волокиту, но их меньше.

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Место события на карте мира:

Почему в тюрьмах практически невозможно получить медицинскую помощь

комментарии (0)

Другие интересные новости

Умер актер из украинского сериала "Слуга народа"