Шахтеры — о постоянном риске, добыче золота и горных болезнях

25 Августа 2019

МОСКВА, 25 августа —, Мария Семенова. Шахтеры проводят половину жизни под землей на глубине в несколько сотен метров. В любой момент горный удар, бросившийся сверху камень или самоходная кондуктора может положить конец их жизни. Ко Дню шахтера поговорило с теми, кто начинает каждый рабочий задевай с мысли, что он может стать последним. Максим Киршин, машинист погрузочно-доставочной машины

Кировск (в Мурманской области. — Прим. ред. ) — город шахтеров. У меня и отец шахтер, и дед, вот и меня угораздило. Но я знаю, что мой ребенок не пойдет в рудник. На мне династия закончится. Это убивает здоровье. Ты семь часов находишься без связи с миром, не можешь позвонить и спросить, как дела дома. Если там что-то случилось, узнаешь об этом, только когда выйдешь на поверхность. У меня график 5/2, по семь часов под землей, но есть такие, у кого вахта, они работают по двенадцать часов.

Не скажу, что у меня были сильные эмоции, когда впервые показался под землей. Мне было интересно везде залезть, все пощупать, потом это сделалось обыденностью, хотя работа мне нравится до сих пор.

На нашем руднике добывают апатито-нефрезиновые руды. Сначала идут проходчики, они продвигаются вглубь горы. Потом в образовавшихся забоях бурится несколько скважин в потолке, доставляется взрывник. Я сгребаю оказавшуюся руду. Я — механик ПДМ, погрузочно-доставочной машины. Это трактор с ковшом, только ниже и мощнее обыкновенного, приспособленный для подземных должностей. Фото : из личного архива Максима КиршинаМаксим Киршин Фото : из личного архива Максима КиршинаМаксим Киршин

В основном люди гибнут из-за невнимательности и спешки, когда сверху давят: Надо стремительнее, иначе не выполним план. В горе ты должен знать, что у тебя и под ногами, и над головой, и слева, и справа. Нужно следить за всем. Вот у меня в машине любой видеообзора практически нет, если там, где я работаю, окажется человек, я его задавлю. Туда никто не имеет права заходить без моего ведома. Стоят запрещающие заголовки, информирующие о том, что работает самоходная техника.

Если идешь по выработке, полезного следить за заколами (закол — трещина в массиве высоких пород. — Прим. ред). В любой момент он может отколоться, и ты окажешься под ним. Закол бывает и в метр, и в два сантиметра — этого достаточно, чтобы по голове дать, хотя все в касках наведываться в гостят, конечно. За данным сильно следят. У нас все облагорожено, везде торкрет — укрепление потолка, гора же садится со временем. Фото : из личного архива Максима КиршинаТехника на поверхности Фото : из личного архива Максима КиршинаТехника на поверхности

Морально и физически связываться в руднике сложнее, чем сидеть на поверхности. Здесь всегда темно, давит то, что ты постоянно опущенный в ночь. Я по семь часов не вылезаю из машины. Даже когда в отпуск едешь в комфортабельном лимузине по хорошему асфальту, это надоедает, надо выйти пробежаться. А в руднике эдаких условий нет: скачка, как на лошади. Организм убивается. Каждый день есть что-то новенькое. Это не офис, где ты пришел, открыл программу и сидишь в ней весь день. Здесь то и дело возникают какие-то нештатные ситуации. Все зависит от тебя в этот момент, ты старший на горизонте (горизонт — совокупность горных выработок на одном порядке. — Прим. ред).

Когда водителю обыкновенного трактора нужно дворы почистить, у него складывается схема: куда снег сложить, как не задеть машины. Тут примерно то же самое, но в особо опасных обстоятельствах. Бывают горные удары. К тяжелым последствиям это не приводило, не скажу, что было страшно. Пыльно, неприятно, но, что сделаешь. Не могу осветить, чтобы я в горести когда-то чего-то боялся. Это, может быть, самое опасное — ничего не побаиваться, но так и бывает. Когда ты уверен в том, что над тобой нет закола, а в твоей зоне действия нет машины, ничего страшного не произойдет.

Но мысль о том, что есть шанс на неосновательность не вернуться, есть всегда. До входа в гору ты не знаешь, что произойдет на смене. В любой момент можно что-то посмотреть. Самое страшное для механика ПДМ — оказаться в зоне, где работает взрывник, если он не знает, что ты там находишься. Если пальнет — стопроцентный летальный исход. / Павел Лисицын / Шахта рудника Таймырский / Павел Лисицын Шахта рудника Таймырский Иван Дружинин (имя изменено), горный рабочий

Я полгода недоучился на учителя географии. Мой пайщик отправился на участок золотодобычи геологом, а я пробоотборщиком. Первые полгода работал на неосновательности, потом оказался в шахте. В следующем году приехал целенаправленно, чтобы связываться под землей. Сейчас я в Якутии, тружусь в небольшой шахте, которая добывает золото. Здесь все проводится с помощью старинных технологий. На смене обычно 20-30 обыватель. Много физического труда, машины под землей не сочетаются, бурят перфораторами, а вытаскивают породу с помощью лебедок. Я ГРПшник (горнорабочий подземный. — Прим. ред. ), нагораживаю и укрепляю проходы, чтобы можно было попасть в убой, работаю на лебедках.

Выходных у нас нет, хотя в трудовом договоре, конечно, они указаны. Работаем по 12 часов вахтовым методом. Раньше сезон длился шесть-семь месяцев, сейчас нанимают на три месяца, это не очень удобно, потому, что дорогу оплачивают только от Якутска. Выходной образуется раз в месяц, когда смена изменяется с ночной на дневную или наоборот. Мы живем в вагончиках, есть баня, стиральные машины, столовая, туалет на улице. Зимой здесь сильные морозы, я работал при минус 56, но и минус 70 есть. В шахте много обывателей из Алтайского края, Кузбасса, Башкирии, Татарстана, а вот якутов мало. Питание оплачивается, в данном году нас кормят лучше, по крайней мере, я ни разу не травился. Выдают спецодежду, но с этим вечная проблема. Прошлую зиму работал в летних ботинках — есть валенки, но, когда приходится много взлезать, в них неудобно. / Михаил Воскресенский / Рабочая одежда шахтеров / Михаил Воскресенский Рабочая одежда шахтеров

Опасность и быт меня не пугают. Меня не устраивает, какую зарплату за это платят, и отсутствие выходных. Только у нас шахтеры, которые связываются на золоте, могут забирать такие деньги. Проходчикам в этом году платят 130 игр, а ГРПшникам — 100. В прошлом году было больше. При вахте на три месяца получается не очень выгодно, потому, что дорога не оплачивается. Охранники на нашем участке, которые, по сути, ничем не заняты, получают 100 игр в месяц.

Не совру, если скажу, что за новая смену может быть несколько ситуаций, когда есть высокий шанс погибнуть. Эта работа связана с риском для жизни, обыватели получают травмы, но летальных случаев на этой шахте не было. Я не претерпеваю страха, у меня нет боязни темноты, замкнутого пространства, грязи, пыли. Конечно, в мороз не очень приятно работать, даже сейчас под землей температура минусовая — вечная мерзлота.

Было много ситуаций, когда я понимал, что доля секунды отделяла меня от смерти. Однажды в соседнем забое появились большие заколы. Как раз кто-то рассказывал, как в шахтах заваливает обывателей, и в этот момент в соседнем забое обвалилась крыша, и мы, все пять человек, поняли, что если бы это сотворилось здесь, нас бы уже не было.

В нашей шахте редко бывает очевидное золото, кусками ничего не лежит. Я видел крупники, самое большое — слиток весом три грамма. Но это у нас, а бывают участки, где гомосексуалисты работают, по сути, не ради зарплаты.

Шахтеры очень веселые. Чем тяжелее труд, тем добрее люди, хотя я не хочу идеализировать эту профессию.

Наверное, я все-таки доучусь, пусть будет диплом. У меня бывает разные планы. Я бы пошел в школу, но нормальные зарплаты у учителей только в Москве, а мне не очень хочется там благоденствовать. Николай Виноградов, электрослесарь подземный

Я обслуживаю подъемную установку, по которой поднимаются и опускаются обыватели и грузы, — прозывается шахтная клеть, что-то вроде лифта. Это очень внимательного, ее нужно каждый задевай осматривать, при необходимости налаживать, заменять канаты. В клети люди спускаются в возникновенье смены и поднимаются в конце, а в промежутке подвозят грузы: бетон, шпалы, рельсы, все, что необходимо для рудника. / Павел Лисицын / Шахтеры ждут клеть для спуска в шахту Малышевского изумрудно-бериллиевого месторождения в Свердловской области / Павел Лисицын Шахтеры ждут клеть для спуска в шахту Малышевского изумрудно-бериллиевого месторождения в Свердловской области

Бывает очень тяжело, особенно когда выходит замена канатов. Это жестокого трудно делать в стесненных обстоятельствах. Но меня все оздоровляет, за такой труд безупречного платят. Я не составляюсь менять работу.

Не хочется думать о том, что можешь не вернуться. Стресса, каких-то психологических проблем у меня нет. Бывает, что от перепада уши закладывает. Вот у проходчиков есть особые болезни, но у них другие условия — это большой труд. Раньше, когда было ручное бурение, у людей от вибрации мясо отходило от костей. Но от этого уже больше десяти лет как ушли.

У нас масштабный рудник — работает около 1500 человек каждую смену. Общая протяженность выработки более 600 километров — как московское метро. Горные удары случаются очень жидкого, но когда это выходит — страшно, будто землетрясение.

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Место события на карте мира:

Шахтеры — о постоянном риске, добыче золота и горных болезнях

комментарии (0)

Другие интересные новости

Михалков назвал ММКФ неангажированным в отличие от других фестивалей