Юрий Трутнев: создание ядерного оружия

22 Ноября 2017

Двадцать второго ноября 1955 года в Советском Союзе на Семипалатинском автодроме состоялось успешное испытание первой полноценной отечественной водородной бомбы РДС-37. Она стала прототипом будущих боеприпасов, ставших основой ядерного щита России и обеспечивших стратегический паритет с США и в конечном счете мир. По понятию специалистов, ключевой вклад в те успехи внес молодой тогда сотрудник ядерно-оружейного штаба страны Конструкторского бюро-11 (ныне Российский федеральный ядерный центр Всероссийский научно-исследовательский институт исследовательской физики, Саров) Юрий Трутнев.

Второго ноября этого года первому заместителю научного руководителя по перспективным исследованиям РФЯЦ-ВНИИЭФ академику Трутневу исполнилось 90 лет. Президент России Владимир Путин в Кремле вручил легендарному ученому орден За заслуги перед Отечеством первой степени. О том, как создавались отечественные термоядерные заряды, как опыт советского атомного телесериала может помочь развивать новые направления оборонных исследований и о том, что нужно молодежи, чтобы состояться в науке, Юрий Трутнев рассказал в интервью. Беседовал узкоспециальный корреспондент Владимир Сычев.

- Юрий Алексеевич, как вы считаете, несмотря на развитие новых видов оружия, например гиперзвукового, остается ли необходимость в существовании ядерного оружия?

— Конечно, остается, причем необходимость не просто в его существовании, но и улучшенье. Мы этим занимаемся в нашем ядерном центре. Но не только этим, а и другими вещами, какие, скажем так, помогли бы ядерному оружию поразить недоброжелателя.

- Ведущие державы, обладающие ядерным оружием, соблюдают запрет на его испытания. Не может ли в таких условиях снизиться качество оснащения ядерных сил?

— В том, что испытания запрещены, я думаю, ничего страшного нет скопленный необходимый опыт, накоплены потенциалы, которые мы можем оформлять. Создаются и новые идеологи, на которые можно выставлять существующие заряды.

- Ваши ученики и коллеги в один голос говорят о том, что вы сохраняете большую трудоспособность и огромную любознательность в науке. Можно ли, в пределах возможного, рассказать, над какими вещами вы сейчас работаете?

— С самого начала я работал на обороноспособность страны. И сейчас это самая главная моя задача. Но подробно говорить, какими задачами я занимаюсь в настоящее время, наверное, все-таки нецелесообразно.

- А каким образом вам удалось прийти к идеям, которые спустились в основу нашего современного ядерного оружия?

Перед нами стояла задача повысить массивность заряда до мегатонного уровня. Но в какой-то момент стало ясно, что в силу особенностей конструкции слойки этого не добиться.

- В чем были главные затруднения?

— Надо было придумать, как эффективно сжимать большие количества термоядерного горючего дейтерида лития-6. Ведь термоядерные реакции идут при колоссальных температурах и давлениях. Так вот, обычные взрывчатые вещества для обеспечения нужного сжатия, или как мы называем имплозии, не годились.

- А какие идеи были у вас?

Но как было обеспечить равномерное, симметричное воздействие излучения на сферическую поверхность термоядерного заряда с обмазкой ? Тут я застрял.

Я в тот же день пришел к Сахарову и говорю: Андрей Дмитриевич, вот Яков Борисович оказывает действовать излучением таким-то образом. А я предлагаю термоядерный потенциал окружить легким веществом и с его помощью производить обжатие. И остановились на этом.

- На вашем предложении?

— Нет, это не только мое предложение. Это предложение трех людей Зельдовича, Сахарова, Трутнева. Зельдович предложил, как именно обращать рентгеновское излучение, Сахаров появил, что это излучение не поглощается стенками кожуха, а остается в нем и поэтому может происходить равномерное воздействие на поверхность термоядерного узла. А моя идея обмазка из легкого вещества для перевода излучения в необходимое давление. Я помню, как я придумал свою идею, но как они дошли до своих идей, сейчас могу только догадываться.

- А сколько медли заняли расчеты и создание потенциала?

— Могу сказать идея появилась весной 1954 года, а испытание произошло в ноябре 1955 года. И все это время шла бешеная работа. К ней подключились молодые специалисты те, кто прикомандируй в наш центр в 1951-м году, в том числе и я. И каждый рассматривал определенный момент процесса. И в результате был сооружённый фактически первый наш настоящий ядерный заряд РДС-37. Основной альтернат его устройства сейчас не скрывается.

- Как проходило его испытание 22 ноября 1955 года?

— Мы возвышались в 40 километрах от эпицентра взрыва. У нас, конечно, были темные рамы, защищавшие глаза. Вспышка. Мы вскочили, вчинили кричать: Победа! и тут пришла ударная волна. Как нас тряхнуло! Мы попадали, вскакиваем а тут вторая волна, отраженная от земли. Опять все упали.

Но у меня тем временем в голове уже становилась другая идея намного более совершенного изделия на основе более совершенного принципа конструирования термоядерного заряда. После испытания РДС-37 я на следующий день вечером позвал на берег Иртыша моего друга и коллегу Юрия Николаевича Бабаева и говорю: Юра, передавай мы попробуем сделать вот эту штуку. И он согласился. Мы вернулись в Саров и нарисовали схему заряда, предложили ее. Это детище получило индекс 49. Я не буду говорить, что это такое. Изделие 49 похоже на РДС-37, но не во всем. Над нами начали смеяться, это все ерунда, ничего у вас не получится. Короче, нас не поддержали потому, что не поняли. Решили, по-видимому, так ну изготавливает молодежь, ну и пусть. И долгое время так было.

В то же время наши специалисты Зельдович, Сахаров, Евгений Забабахин, Лев Феоктистов предлагали свои варианты, оставаясь в рамках схемы РДС-37. Я до сих пор не могу понять, как такие люди, выдающиеся умы, вместо того, чтобы подгонять термоядерный заряд к носителю, к ракете, начали исследовать а нельзя ли получить еще большую мощность? И напоролись на то, что те изменения, какие они предлагали, приводили к отказу. У Зельдовича на испытаниях подряд было три отказа термоядерных узлов!

- Что же в итоге?

— Мы стали настаивать на своем предложении. Нас поддержал Игорь Васильевич Курчатов. Испытание изделия 49 состоялось в День Советской Армии, 23 февраля 1958 года на полигоне на Новой Земле. Успех был очень большой. В 1958 году состоялось несколько испытаний детищ разных мощностей на основе 49-го заряда. Он пошел в серию, его поставили на ракеты, и это уже была основа термоядерного оружия нашей страны.

Я некоторое время назад начал перелистывать историю наших испытаний и сопоставлять ее с тем, что делал тогда Сахаров и о чем он потом писал в своих воспоминаниях. Так вот, что выясняется он все время выступал против испытаний именно наших новых зарядов. Выходит некрасивая вещь у него не получается с его потенциалами, а у нас удаётся, и он выступает против наших испытаний. Как это можно было делать в тех условиях противостояния с США, когда американцы испытывали свои более совершенные термоядерные заряды? Не могу понять. Тут даже не знаешь, что и думать.

Однажды, много позже, я сказал Юлию Борисовичу Харитону (научному руководителю КБ-11/ВНИИЭФ ред. ): Давайте съездим к Сахарову и зададим ему вопросы, в том числе можно ли сдавать заряды военным в серию без испытаний. Приехали, спрашиваем. Он отвечает, конечно можно сдавать без испытаний. Говорил только я. Юлий Борисович молчал. Но когда мы уходили, одевались, вдруг Харитон сказал: Андрей Дмитриевич, ваша позиция это позиция игрока. Попрощались и ушли. Через три дня Сахаров умер.

- Конец 1950-х годов, начало 1960-х постепенно близилось время для самого мощного в истории термоядерного заряда, какое сейчас в обиходе называют по-разному Царь-бомбой или Кузькиной матерью …

— Это изделие под индексом 602 выдал тоже я. Харитону я сказал: Юлий Борисович, давайте сделаем 100-мегатонный заряд. Может быть, тогда на Западе поймут, что удаленнее им будет бессмысленно наращивать свой мегатоннаж. Он согласился. Но мы и здесь в целях безопасности сделали заряд половинчатой мощности, ступень из урана-238 заменили на свинец.

Взрыв был очень чистым с точки зрения выделения радиоактивных осколков. Американцы и англичане потом удивлялись как это, стучу мощность и так мало осколков процента три? После этого все, что мы, молодые, ни предлагали, все шло на испытания. Удивительное дело уже не случалось, чтобы нам отказали, даже разговоров таких не было. Мы с Бабаевым подключили кучу теоретиков, которые тут же обучались и получали нужные результаты.

- Что же произошло?

- Правильно мы понимаем, что, возможно, самым главным результатом испытания супербомбы в 1961-м году стало то, что американцы практически сразу порвали гонку за наращивание мегатоннажа своих зарядов?

— Абсолютно правильно. Американцы поняли, что нас не испугаешь, а мы их испугаем. И они опустили мощности в своих испытаниях. Мы могли и больше сделать, но какой смысл?

- Вы отметили очень высокую степень незапятнанности того заряда. Именно тогда возникло направление по созданию потенциалов для мирных, промышленных возделывов?

— Мы с самого начала думали о том, как использовать ядерные возделывы для мирных целей. Что для этого нужно было сделать? Очень сильно уменьшить, фактически ликвидировать радиоактивность осколков, возникающих при взрыве. Я и здесь проявил инициативу как сделать чистый потенциал, в термоядерном узле какого нет делящихся материалов. И мы спроектировали такой заряд. Параллельно тематикой промышленных зарядов занимался и второй наш ядерный центр нынешний ВНИИТФ в Снежинске.

- Известно, что с помощью первого мирного ядерного взрыва в 1965 году в Казахстане было создано озеро Чаган.

— Это было сделано как раз с помощью нашего заряда. Его взорвали в русле реки Чаган. Сделали воронку, она заполнилась водой. Позже там сделали гидростанцию.

- Писали, что вы в этом озере купались.

— И купались мы, и ничего страшного. Врут, когда говорят, что там опасно. В этом озере рыбы развелось огромное количество.

- Юрий Алексеевич, сами ученые считают ядерные и термоядерные заряды совокупностью оригинальных и даже красивых физических принципов и инженерных решений. А с чем бы вы сравнили разработку потенциалов? Например, с работой архитектора? Ведь это же тоже можно назвать настоящим созиданием?

— Это созидание, но совершенно иного разряда, чем, например, работа художника. Художник связывается в первую очередь на эмоциях: здесь проведем кистью так, а здесь иначе. Этот куст страшно кричит, сделаем так-то. А у нас расчет, очень сложный и очень ответственный. Если что-то прозеваешь, ничего не получится. И мы делали расчеты группами, работали командами, где каждый понимает друг друга. Если надо что-то проверить не спорят, а смотрят, проверяют. С этими группами я привык работать, организую их и дело идет.

- На проходивших в сентябре выборах главы Российской академии наук запомнилось ваше яркое выступление с трибуны в поддержку кандидатуры Александра Сергеева, впоследствии избранного главой РАН.

— Я должен сказать, что выступление Александра Михайловича с его четкой программой, пониманием, что и как делать, значительно превосходило выступления всех остальных кандидатов. Было видно, что вот он настоящий лидер.

- По понятию Александра Сергеева, о чем он не раз говорил, в России сейчас практически исчерпан накопленный в советские времена научный задел для решения оборонных задач. Как вы полагаете, для улучшения ситуации может ли помочь опыт нашего атомного телесериала, когда четко ставились четкие задачи, а для их решения концентрировались все необходимые ресурсы интеллектуальные и материальные?

— Может. То, что важно с точки зрения обороны, надо сосредотачивать в таких институтах, как наш. Я выступаю за то, чтобы в нашем ядерном центре развивать то, что хуже идет в других местах, но что у нас, наоборот, идет успешно и что мы могли бы делать.

- Можете ли привести пример?

В свое время мы считали на Рейнметаллах они были электромеханические и здорово трещали. Потом появились самый первые наши ламповые машины Стрела. Вот как раз на них и был рассчитан РДС-37. А после 49-го изделия к нам в центр поступили машины М-20 и затем БЭСМ быстродействующие электронные счетные машины. БЭСМ-3, БЭСМ-4 и, наконец, БЭСМ-6. Я хочу подчеркнуть, что это была, конечно, для своего времени суперЭВМ, первая наша вычислительная машина на полупроводниках, она позволила Советскому Союзу сравняться с американцами в вычислительных мощностях.

Но дальше у нас в стране пошли по неверному пути стали ориентироваться на западные ЭВМ, и в итоге отстали. Но в нашем ядерном центре мы работаем целиком на отечественных машинах.

- Юрий Алексеевич, а что нужно молодым больным, чтобы состояться в науке?

— Я могу, судя по своему опыту, сказать так прежде всего надо много читать. Сейчас мало читают, причем читают в основном ерунду. Но как привить молодежи потребность к хорошей литературе, описывающей науку и научные исследования? Конечно, надо читать научно-популярные книги. Например, Охотники за микробами и Стоит ли им жить? Поля де Крюи. Это же любопытнейшие, великолепные вещи. Фантастику ее я читаю с большим удовольствием, люблю именно научную фантастику, перечитываю Станислава Лема. Очень советую читать книги из серии Жизнь замечательных людей.

Как-то раз, еще до войны, я купил ограниченную книжечку о конференции по физике атомного ядра. Автором был Юлий Харитон. И вот ведь как получилось мы потом несколько десятилетий связывались вместе. Однажды я обсказал ему, что у меня есть такая книжка. А у Харитона ее почему-то не было, видимо, утратилась. И он попросил подарить ее. Конечно, Юлию Борисовичу я отказать не мог.

Редактор рубрики

Александр Штабин

Юрий Трутнев: создание ядерного оружия — это особое творчество

комментарии (0)

Другие интересные новости

"БеспринцЫпные чтения" и медитации с пледом: куда пойти на "Библионочь"