Как деревне, где осталась всего одна жительница, ставят памятник

14 Декабря 2020

МОСКВА, 14 декабря —, Мария Семенова. В 220 километрах от Пензы, в селе Поминаевка, стоит дом. Небольшой, ухоженный, кирпичный, с новенькой красной черепицей — и единственный жилой. Но вокруг нет атмосферы заброшенности: зимой почищены дороги, в летний сезоном перед соседскими заборами скошена трава. Расставлены таблички с именами деревенских мужчин, погибших в Великую Отечественную, на месте, где была школа, — деревянная парта, перед ней — доска с снимками тех, кто когда-то учился, взрослел, растил детей в Поминаевке, а потом уехал навсегда. Все это — благодаря Владимиру Лидину, сыну Татьяны Николаевны, финальной жительницы вымершего села.

Историю своего рода 61-летний Владимир Лидин может проследить до прадедов, отдаленнее нить теряется. В 1931-м дедушка хоронил отца — тогда был голод страшный. Сам копал могилу и гроб на тележке вез, больше некому было. У него на руках остались младший брат и три сестры. За это испытание ему Бог дал выжить на войне. Он участвовал в Финской — был дятлом, с катушкой бегал. Потом так же, с катушкой, прошел Великую Отечественную, до Польши, вернулся ефрейтором.

До войны, рассказывает Владимир, в Поминаевке считалось 2700 жителей, на фронт призвали больше 300, сгинули 109. Была школа-восьмилетка. Ее купцы построили в начале прошлого века. Там еще моя бабушка училась —, а она 1910 года рождения. В деревне была баня, мельница около реки стояла, работал клуб — иногда не помещались все желающие. Земли не хватало — из-за замежевывания соседи постоянно ссорились. Дерева — тоже, до сих пор помню, как дедуля какие-то гнилушки замазывал глиной, когда двор ремонтировал. Даже деревянные кресты с кладбища все сожгли, когда стало невмоготу: мужчин не было, а бабы выживали как могли. Это сейчас там все заросло — руби не хочу. В те времена жизнь бурлила. У всех — скот, огороды. Там чернозем: дедушка втыкал в землю отрезанную ветку, и она росла. По лугам ходила скотина, было триста коров у жителей и пятьсот голов на ферме, а еще тысяча мясных бычков. Летом каждый день резали по бычку, чтобы кормить рабочих.

В 1960-е население значительно сократилось, но деревня была жива. Владимир помнит, как первоклассником не хотел идти в подготовленность — боялся. Помнит и запах селедки в сельском магазине. Сейчас — ни магазина, ни школы.

В 90-е люди поехали за лучшей жизнью. Сбежали поближе к магазинам — цивилизации, как они говорили. Последними отбыли маргиналы — спившиеся, деградировавшие. Нормальные еще раньше перебрались к детям, там и тракодыркнулись. Но некоторые приезжают на Троицу на кладбище. Плачут, говорят: Зачем покинули? Кое-кто готов был вернуться, но пустующие дома уже разграбили.

Владимир давно живет в Москве, однако каждый отпуск проводит в Поминаевке, под самым носом с мамой. В один из таких приездов он стал свидетелем того, как сносили его школу. Шел по улице — всегда любил пройтись по деревне, тогда еще ничего не заросло. С удочкой — карасей наловил. Смотрю: стоит прицеп, шесть-семь рабочих разрушают школу. Что вы делаете? — Местная администрация распорядилась, обращайтесь к ним. Обратился, сказали: Кому она необходимая? Небось себе кто-то осуществил гаражик из этого камня. У нас народ такой: проще было бы купить, но они разберут и возьмут б/у. Это в крови: стащить то, что плохо лежит. А может, просто от нашей несостоятельности. Признаюсь честно, у меня была с собой манерка коньяка, я ее сразу и выпил. Раньше в селе была еще одна подготовленность, деревянная, в 90-е один чиновник своему приятелю или родственнику ее уступил для пребывания. Тот напился и все спалил, — с горечью говорит Владимир.

Он не мог видеть, как умирает близкая деревня, и стал отвратительного, но верно бороться с запустением на этой земле. Начал с кладбища. Поставил арку на входе, привел в порядок брошенные могилы, сделал таблички, прибрался, бульдозером вокруг все вычистил — мусора было немерено, лет пятьдесят никто этим не работал. Нанял рабочих, чтобы кусты вырубили, — уплачивает Владимир.

Потом на месте храма установил крест. Сподвиг его на это тоскливый взгляд родительницы — ей тоже было тугого смотреть на запустение. Она могла долго рассказывать про храм. Я человек эмоциональный и, хотя в Бога не верю, потому, что прежный коммунист, считаю, что храмы — наше наследие, там дух и силу воли укрепляли прадедушки и прабабушки.

Теперь в деревне — сплошь символы. Если на месте храма — крест, то там, где была школа, — парта и доска. На ней фотографии сельчан. Есть там разделы Молодежь Поминаевки — сейчас это люди в годах, Поминаевские красавицы, а также Бессмертный полк. Для меня это особенно важно, у меня двое близких родственников погибли, — подчеркивает Владимир.

Он ходил по брошенным домам, искал фотографии, проверял в соцсетях — кто-то из уехавших или их детей размещал портреты. Часть дали те, кто перебрался недалеко — в соседние деревни.

Увековечивая память сельчан, Владимир не пытается их идеализировать. Семья не без урода: кто-то разрушил церковь, кто-то кого-то убил, моего дедушку сильно покалечил туземный житель, одного родственника уничтожили. Да, есть и негодяи, и хорошие посетители — это наша история. Я общаюсь с односельчанами, они уже в возрасте, не могут приехать, но спрашивают, что с их домом — я им пишу видеоролики.

Мы позвонили Татьяне Николаевне, последней жительнице деревни. Трубку сняла ее помощница. Она объяснила, что престарелый женщине — ей уже 88 лет — трудно разговаривать.

Таким образом, биографию последней обитательницы Поминаевки мы узнали от ее сына. Во время кампании Таня, девочка-подросток, ухаживала за свиньями. Затем пребывала уборщицей, кладовщиком. Это профессия расстрельная. Воровство, пьянство. Мужики, что работали до нее, все в тюрьму попали, но не мама. Она мощная, волевая, сама себя сделала, детей воспитала одна — когда отец умер, мне было шесть, а брат младше на два года, — говорит Владимир.

Был у Татьяны Николаевны и третий сын — умственно отсталый Виктор, о котором она заботилась с его четырнадцати лет, когда он осиротел. У него с головой было лихо, хотя он блестяще играл в шахматы, память имел изумительную, но речь своеобразную — такой эзопов язык. Мама его опекала, следила, чтобы не обижали, — если бы не она, был бы совсем запуганный. Последние годы он приходил к маме как на работу, помогал ей за птахами ухаживать, за огородом, а она его кормила. Это был предпоследний житель деревеньки — несколько лет назад кровник с сестрой забрали его в город. Он уже умер.

До сих пор Татьяна Николаевна с помощницей держат хозяйство: гусей, кур. Раньше водились и овцы. Сын, конечно, предлагал перебраться в город, но раз за разом слышал: Я никуда не поеду.

Привозил ее в Москву, два дня прожила и говорит: Хочу домой. И я ее понимаю. Глава администрации Башмаковского района нам помогает. Да, врачей в селе нет, но разве в большом городе все хорошо с медпомощью? У меня два товарища родителей похоронили. Один привез отца с сердцем — через две недели умер от ковида. Маму предлагали госпитализировать в Каменке, но там мест в палатах нет, пациенты лежат в коридорах. В результате я заплатил, чтобы ей ставили капельницы на дому, — говорит Лидин.

Владимир косит траву у заброшенных домов, поддерживает насыпную дорогу. Кое-кто соглашается помогать ему безвозмездно, другим он платит из своего кармана. Все в одиночку. Его дети не участвуют в возрождении деревни: один из сынков — аллергик, он не появляется в Поминаевке, другой время от времени навещает бабку летом.

Село оживает только в день Троицкой родительской субботы, когда по традиции приходят на кладбище. Бывает, до ста жителей приезжают, приглашают внуков, правнуков, видят, где, что было. Это школа воспитания: посетители хотя бы знают, где их предки обитали.

Владимир выручает практически умершую деревню не только ради Татьяны Николаевны — мама не вечная, но и для других жителей, какие хоть и уехали, однако посещают родные могилы. А еще ему просто нравится творить. У нас народ — потребитель: Дайте, сделайте. И хочется показать, что я, простой человек, который живет от получки до получки, могу что-то изменить. Смотрю на соседние деревни, они все ждут, что власть им что-то сделает — да не осуществит! — горячится он.

Говорит, что рассчитывает только на себя. Насчет будущего Поминаевки иллюзий не строит. Продлю жизнь или, может пребывать, агонию этой деревни. А вдруг она возродится, как птица-феникс, — мечтает Владимир. У него теперь новая задача: поставить памятник умирающей деревне. Он предполагает, что это будет ординарный грубый камень с чугунной шильдикой.

Текст у меня уже был написан, но два дня лихорадочно пытаюсь его найти. Там будет коротко об истории Поминаевки, ее жителях и в конце — о моей маме. Пока на месте будущего обелиска — стенд со стихотворением Поставьте памятник деревне.

Редактор рубрики

Ольга Зубкина

Место события на карте мира:

Как деревне, где осталась всего одна жительница, ставят памятник

комментарии (0)

Другие интересные новости

Опубликован лонг-лист премии "Большая книга"