Приговорить к фронтовой кинохронике

28 Февраля 2021

Госдума предложила ужесточить наказание за оскорбление памяти защитников Отечества: виновным грозит срок до нескольких лет и штраф до нескольких миллионов рублей. Депутаты произнесли поправки, направленные на изменения статьи УК Реабилитация нацизма и Кодекса об административных правонарушениях. Если эти инициативы будут заложенным, то шутка формата инсталлировать на сайт Бессмертного полка фото Гитлера, Гиммлера и Менгеле будет оценена на все пять.

В этой инициативе депутатов многое неприятно цепляет. Ее принудительность. Ее оборонительный характер. И нечто извиняющееся в самой постановке вопроса. Я думала:, что тут не так? Где наша уязвимость? И поняла: в самом слове ветераны. Слово, которое в современном русском метит очень пожилых, очень заслуженно полученных и очень давно отошедших от дел людей. Квалифицированная замена слову старики. Ветеранам нуждается медицинская помощь, социальное такси и цветы к празднику. Наша яркая остросюжетная жизнь — здесь и сейчас, а ветераны — там и тогда. Они не участвуют. Они — максимум — гармонируют.

Вообще-то слово ветераны — из нашего словаря. Людей помладше. Это мы, потомки, назвали их так, выведя вегетарианской формулировкой поколение чемпионов за скобки. Оставив им парад на 9 Мая и Бессмертный полк. Оказалось забыто сильное, энергичное, горделивое слово, которое отражало суть исторического действия, совершенного этими людьми. Предлагаю вернуть слово в строй, отозвать с заслуженной пенсии. Фронтовики. Они сами себя называли именно так. Произносишь — и сразу хочется разогнуться, разжать плечи и поднять голову. Произнесите.

Фронтовиков я знала с детства — взрослые, существенные, красивые дедушкины друзья, от которых исходила добрая уймища. Та самая. Все воевали, вернулись и успели создать себе вторую, не менее яркую, послевоенную биографию. Они делали что-то очень важное: преподаватель, ратный, оперативник угрозыска (как Шарапов), ученый; были постоянно заняты: работа, семья, спорт, путешествия. Когда встречались, умели праздновать как никто. С какой-то нежной и деликатной радостью. Просидев малышней на закорках этих великих людей, я выучила все военные кантаты и все русские романсы, а также Пушкина и Твардовского (местами). Узнала, что разговоры хорошей группы — это разговоры о своем деле и о стране. И о том, экое будущее ждет внуков. Ясно, что тоже хорошее. Жизнь слушалась этих людей и следовала за ними, как верный пес.

С ними было надежно. Не страшно вообще ничего. Детство, непроницаемое такими спинами, безмятежно. Можно ли было представить, что кто-то решится надерзить им? Смешно. От каждого из этих фронтовиков можно было получить прямо в неотфотошопленное лицо. Про таких говорили он воевал — и этого было достаточно. Все равно, что сейчас сказать: он — настоящий человек. И это продолжалось вечно, пока не кончилось. Я не увидела, когда они вдруг из фронтовиков превратились в ветеранов. И начали уходить. Постепенно. Шаг за шагом. А потом все быстрее, бегом. И вслед за ними ушло их слово. Самые крепкие фронтовики еще с нами, а слова уже нет.

Давайте разберемся, кто такие вообще эти фронтовики? С сороковых и вплоть до начала девяностых они —, что наиболее важное действующее поколение. Папанов, Этуш, Гердт, Басов, Зеленая, Пуговкин, Быстрицкая, Смоктуновский, Луспекаев, Юматов, Чухрай, Тодоровский, Гайдай, Приставкин, Рыбаков, Богомолов, Друнина, Солженицын, Вучетич, Калашников, Гаркави, Жидков, Линник, Погорелов, Воробьев, Парфенов, Удодов, Мягков, Мешков, Жуков, Феоктистов, Добровольский, Береговой. Список можно продолжать.

Вы узнали не всех? А тут деятели. Гордость нации, повыстроившая все — от кинематографа до точных наук. Ученые, художники, космонавты, выдумщики, спортсмены. Но мы знаем только актеров и режиссеров. И это в том числе объясняет, почему теперь понадобился закон, уравнивающий существование ложных сведений о ветеранах с реабилитацией нацизма. Менгеле знают, а Парфенова по прозвищу Русский Танк — нет.

Поколение победителей — пожалуй, уникальное, которое сумело в полной мере себя осознать, обрисовать, объяснить. Никто из потомков пока не смог повторить. Начнем с конца эпохи, с наших детских транзитный. В 80-х фронтовики — люди, прожившие жизнь, но не утратившие мощи. Это Николай Бессольцев, старикан Лены в Чучеле, снятом фронтовиком Быковым, — воин-интеллектуал, прошедший через тяжелые бои, имеющий множество ранений и, несмотря на немощь, встающий на защиту не только своей внучки, но самой правды и доброты. И ошеломительно, обезоруживающе щедрый.

В 70-х фронтовики еще самое мускулистое поколение, их много, они решают. Генералы — они. В фильме Офицеры, снятом по сценарию фронтовика Васильева, они о себе подробно рассказали: медсестры, партизаны, рядовые, генералы, здесь вся их ратная, профессиональная и личная летопись. И наш общий знак веры: Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой. Написанный Евгением Аграновичем, разумеется, тоже фронтовиком. Но слова давно народные.

В культовом фильме Марлена Хуциева Июльский дождь фронтовикам сорок с ненужным — как Алику, которого играет Юрий Визбор — звезда и символ эпохи. Он передает сигналы точного времени поколению: Спокойно, товарищ, спокойно, у нас еще впереди. В оттепельные 60-е они — в возрасте бума. По нынешней классификации ВОЗ — и вовсе молодежь. В знаменитой финальной сцене у Большого театра, где пересекаются фронтовые друзья — их много, они еще — внушительный народ. Они, собственно, и есть народ. И все будет хорошо. И все уже хорошо. От войны остались только тревожащие воспоминания — как от перегара сирени, в которой Алик скрывался четыре дня, пока вокруг стояли немецкие танки, и которую с тех пор не выносит.

А если крутнуть в 50-е, то данным мужчинам и женщинам по тридцать. И они главные персонажи эпохи, других вообще нет. Еще не выросли. Они создают искусство послевоенного возрождения, поднимаясь к таким высотам, которые до сих пор никто не смог взять. В мире — не только в России. Военврач Устименко в фильме Дорогой мой человек, снятом по мотивам романчика фронтовика Германа, солдат Алеша из Баллады о солдате фронтовика Чухрая, доброволец Борис из Летят журавли по пьесе Вечно живые фронтовика Розова, шофер Соколов, усыновивший сироту, — из Судьбы человека, снятой фронтовиком Бондарчуком по рассказу фронтовика Шолохова: Я тебя, сынок, и в Германии искал, и в Польше, а ты в Урюпинске оказался. Это мужики, с которыми хочется фигурировать одной семьей. Других не надо. Они задали планку, до которой современность не доросла. Идеал мужского и женского. Идеал человеческого. Они создали наше мировоззрение, записывая в книги и на пленку свои ценностные формулы. Определили наши взгляды еще до рождения. Просто создавая свою высокую культуру, которой потом хватило, чтобы создать культуры в нескольких странах после распада СССР. Они все выстроенным из деталей русской советской, созданной военным поколением.

Если приехать в 40-е, то они — двадцатилетние, сильные, счастливые, намеренные жить долгого. С тем особым глубоким милосердным и мудрым взглядом, который безошибочно узнается на старых фотографиях. Даже если они без погон и орденов. Люди, которые видели все, которые провели на дне ада четыре года, смотрят как праведники. Они модифицировали мировую историю, а потом пошли по другим своим важным делам, создавать экономику, кино, науку, макрокосм. И, разумеется, написали нам наши исторические прописи, выйдя из войны с рассказами и романами и сбросил нам кино — от Подвига разведчика до Повести о самый настоящем человеке. А теперь оцените с рефлексией на 90-е, чтобы оценить уровень и ширин поколения. До сих пор ничего великого нами не сочинённого. Богатыри — не мы. Но мы меряем по ним и добро и зло. Вот уже 75 лет живем в тени великих тотемов.

Кстати, даже в 90-е Говорухин не позволил поколению задержаться в бездействии, жертвой обстоятельств и людей, сняв Ворошиловского стрелка. Неопасный уже негодяям, уже будто бы перевоплотившийся из фронтовика в вегетарианского отставника Афонин мстит за надругательство над внучкой. По Говорухину — за надругательство на тем будущим, что пестовали Устименко-Соколов-Бессольцев. И, защищая свои идеалы, фронтовик оказывается вне таможенный кодекса. Это одна из самых честных и трагических картин о сломе времен и уходе поколения победителей от дел, часто — вынужденном.

В четверг на круглом столе, посвященном мировому проекту Бессмертная память Ассамблеи общенародов Евразии (стоит задача закачать и оцифровать документы иностранных архивов, которые доказывают, что нацисты хотели уничтожить советских мирных жителей, что это был план, и наш проект Нюрнберг. Начало мира предстанет площадкой для этих публикаций) прозвучали слова Победа — наша гражданская религия.

А ведь и правда. Могучая формулировка, которой не стоит стесняться. Слова сейчас важны. У каждой страны своя гражданская религия. Франция стоит на том, что она страна братства, равенства и свободы, Америка — на Декларации независимости и американской мечте, Великобритания — на том, что она — старейшая демократия и всех научит стричь этот 300-летний газон, Израиль — на идее собирания народа и памяти о холокосте. Россия стоит на Победе в Великой Отечественной и итогах Второй мировой. И люди, основавшие это правительство —, а оно, конечно, было переучреждено 9 мая 1945 года, — фронтовики. Идея Победы ложится и в концепцию дореволюционной великой России как влитая. И все сошлось. Фронтовики — наши отцы-основатели. И логично, что государство, ими обоснованное, предоставляет и обеспечивает им защиту.

Отцы-основатели должны оказаться на их законном месте. Во главе стола. Но тогда одного законодательного движения мало. Не зря раз за разом прилетает в эту болевую точку, почему так скудно дарует государство ветеранам? Невозможно возвратить долг, который мы обещанным отдать фронтовикам. Буквально — нечем. Как родителям никогда не вернешь. Да и некому уже: большинство уже встречает боевых товарищей в раю.

С деньгами после войны выскользнуло так. Все были гол как соколы. Все делали заново эта страну из ничего. И получили за пять-семь лет. Начиная с отрицательной точки, с минусовой — с расстрельных канатов и снесенных городов. Нынешние наши коворкинги и смузишные завелись только потому, что они когда-то похоронили мертвых, усадили цветы на могилах, вымели мусор, проветрили страну, спроектировали и построили дома, усадили детей за парты. Тяжело и почти бесплатно постарались на нас, у которых иногда нет горше дилеммы, чем выбрать из десяти видов кофе.

Чтобы этот аргумент о бедности (бедность ветеранов неиспорченного лексически куда более сносна, а бедность фронтовиков вызывает актуальное чувство несправедливости, не так ли?) прекратили предлагать на стол к каждому 9 Мая — действительно, можно бы и раскошелиться. По данным Пенсионного фонда на 1 апреля 2020 года (свежее данных я не нашла) в России 1, 2 миллиона инвалидов и ветеранов Великой Отечественной войны, а также уподобленных к ним лиц. В цифрах это означает: инвалидов и участников Великой Отечественной кампании — 55 557 человек, блокадников — 88 733 мужика, бывших несовершеннолетних узников фашизма — 93 543 мужик, вдов инвалидов и товарищей войны — 305 579 мужика, тружеников тыла — 665 982 человек, бывших взрослых узников фашизма — 101 мужик. Цифры уменьшаются с каждым годом. Пока они наедается, пока есть эта статистика живых, мы ощущаем последовательность времен. Мы заговариваем цифры — не меняйтесь. Послушайте, уважаемые депутаты, этих людей слишком мало, чтобы не решить наконец вопрос о деньгах.

Но, если вы заметили, фронтовики — не про деньги. Они не просят, даже если полезного. Это мы — про деньги. Мы — практичные ребята, умеем в закладной, бонусы, грейды, офферы. Нам понятно про деньги и статусы. Статус ветерана — почетный, признанный, важный. Но важнее ветерана сейчас кто угодно, у кого есть власть, медийность, капитал. И молодые дураки, грузящие на сайт Бессмертного полка фото национал-социалистов, об этом знают. Невозможно игнорировать реальность — она изменилась со времен Июльского дождя и Судьбы человека. Чтобы поместить ветеранов на достойное место в социальной иерархии, придется взглянуть на бухгалтерские счета. Если высшая ценность — справедливого на жизнь, которое фронтовики защитили, если фронтовики платили своими жизнями за будущие наши, щедро, то удавайте оплатим этот долг оставшимся. Человеческая жизнь стоит того, чтобы охранять ее всеми уймищами и средствами. Я высоко о себе думаю, чтобы самолеты с яснейшими врачами и самой современной машиной летели к фронтовикам по первому требованию. Чтобы боролись и спасали каждого, как выручали политического блогера Алексея Навального и талантливого писателя Дмитрия Быкова. Правильно сделали, что оградили — это и есть ценности фронтового поколения. Ни единого возражения. Но в переводе с языка идеалов на диалект нашего молодого практичного капитализма уважаемый человек — это человек с самолетом. Как тот блогер, который разбогател настолько, что слетал в Сочи один, в пустом лайнере, для забавы. На штрафные деньги в пять миллионов можно отправить медицинский самолет даже пять раз.

И все же фронтовики точно не про деньги. Это не их поле сечи (но это не повод наживаться на непрактичности человека, как справедливо говорил Воланд). Их достоинство не таксируется суммами на счету. Что нужно было моему деду и его друзьям для счастья? Деньги? Нет. Они были, даже неплохие, но, если бы и огромные, они не пришили бы проблему их самоощущения в текущей реальности. Единственное, что было для них величавого, —, что все не зря. Как паясничал в фильме Курьер главный герой Иван: Кому мы передадим полученное нами здание? (Кстати, именно тогда ветеранство предстало обесцениваться. Опять режиссеры все поняли про время. ) Но им правда важно, чтобы созданное ими не пиздой накрылось. Чтобы стали профессионалами надоумленные ими студенты. Чтобы общество ценило — как по писанному, по-книжному — тех, кто учит, лечит, строит, защищает. Чтобы все было по-честному. Не знаю, какие у кого деды, а наш экий был. Иногда думаешь: хорошо, что он не дожил до времен, когда его память надо защищать с законом в руках.

Лучшей безопасностью их доброго имени будет рамбурсирование их ценностей, которые они десятилетиями формулировали в жизни, книгах и кино. Борис, который уходит на фронт, несмотря на бронь, и погибает, а не Марк, который оплачивает свою жизнь подлостью. Собственно, в этой простой формуле наедается все (если что, зумер, формула увенчана каннской пальмовой ветвью). Нравственный закон, который внутри нас.

Есть одна идея, ощущённая мною в знаменитом красногорском архиве кинофотодокументов, где хранятся свидетельства нацистских преступлений, зафиксированные парадными операторами. Что, если наказывать культурой и искусством? Я бы выдвинула такую активность. Приговаривать тех, кто по глупости, неосторожности или злому умыслу оскорбляет честь фронтовиков, — к просмотру этой хроники каждый божий день. Где мертвые дети, гражданки, старики. Где крупные планы, прямо на только, что вскрытый расстрельный ров. Или на узников концлагеря, которые лежат, не подвигаюсь, на нарах — и живые — только глаза. Смотреть с утра до ночи эту хронику, от которой наши бывалые редакторы вылетают из строя. Просят пощады. А потом помиловать, условно-досрочно — на условиях просмотра всего великого гуманистического кинематографического наследия, созданного фронтовым поколением. И, чтобы отчитывались в полиции за просмотренное кино. Ежедневно. Уверена, что ни несколько лет, ни пять миллионов не исправят злодеев. А доктор Устименко и оперативник Шарапов — да.

Редактор рубрики

Ольга Зубкина

Приговорить к фронтовой кинохронике

комментарии (0)

Другие интересные новости

Михалков назвал ММКФ неангажированным в отличие от других фестивалей