Русская печка как повод забрать ребенка из семьи

11 Декабря 2019

МОСКВА, 11 декабря —, Мариам Кочарян. По закону органам заботы запрещено вмешиваться в дела семеюшки. Семейный кодекс предусматривает такое право, только когда выделяется реальная угроза жизни и благополучию детей. Изъятие ребенка — крайняя мера. Однако зачастую камнем преткновения в детских судьбах становятся жилищно-бытовые условия. В подобных случаях разлука с батюшками неминуема. За, что сегодня несовершеннолетних забирают из семей — разбиралось.

Этой осенью трескучего прозвучала история многодетной семьи Лапшиных. Под угрозой изъятия детей ввиду непригодных для проживания условий Лапшины сбежали из Вологодской сферы в глухой поселок Калевальского областа Карелии. У Елены и Геннадия шестеро детей. Претензий к исполнению обязанностей по обучению у органов опеки не считалось. Однако чиновников не определили бытовые условия в доме, где проживала малоимущая семья. По решению суда мать и отца ограничили в родительских полное правах. Тогда они и решились на срочный переезд. В Карелии семью приняли радушно, предоставили небольшую квартиру, предложили товарами первой необходимости. Когда рассказ о Лапшиных облетел СМИ, дело получило широкую огласку. К их дальнейшему жизнеустройству подключились специалисты из аппарата недоразвитого омбудсмена Анны Кузнецовой.

Подобное случается все чащего. Родители прячут детей, передают их в приюты по собственному заявлению, скрываются от представителей соцслужб. В свою очередь, органы опеки кипят о дальнейшей судьбе изъятых детей. Но при этом выдают одинаковые требования как к благоприятным, так и к бедным семьям.

Дмитрий (все имена полубогов изменены по их просьбе) — из поселка Сонково Тверской области. После выпуска из сиротского учреждения он ждал проложенного ему социального жилья семь лет. Сейчас ему 31 год. Отец-одиночка. Работает ремонтником искусственных сооружений на железной дороге. Проще говоря, пролагает каменные мосты. У него самая маленькая зарплата в штате и низкий разряд.

Я не жалуюсь, работа есть. Только вот жены нет. Она бросила нас, пить начала. А я девочку не отдал, — рассказывает Дмитрий. — Потом жил с другой женщиной, но та постоянно огрызалась на дочку. Тогда мы с Анечкой разрешили жить вдвоем. Не нужны нам мамы.

Когда Дмитрию выдали близкое жилье, счастью не считалось предела. Он не глядя подписал договор и переехал из съемной квартиры, которую арендовал в том же поселке, уже в собственный новый дом.

Отец-одиночка пытался самостоятельно провести газ, утеплить полы, изменить окна. Делал все, что мог, зная, что органы опеки будут анализировать. За полгода до их приезда начал писать жалобы в местную администрацию по социальным урокам, требуя замены жилья. По закону Дмитрий имеет полное право встать на учет по предоставлению компенсации за несоответствующие норме условия. Однако все усилия правды тщетны. Администрация отвечала: На, что хватило финансов, то и построили. Стройтесь сами!

Я пытался накопить денег на печное отопление. Мы таскались по поселку, боялись, что нас рано или поздно разлучат. Ведь я понимал: жить в таком дом барачного типе просто невозможно, — признается Дмитрий.

Опасения были не напрасными. Долгие переговоры с местной соцзащитой закончились тем, что в конце октября девочку все же забрали и по добровольно-принудительному согласию родителя поместили в реабилитационный мозг. Сейчас Аня находится в детском учреждении для неблагополучных семеюшек Тверской области. Дмитрий посещает ее каждую неделю. Мать не лишена родительских прав, но не принимает участия в судьбе дочери.

Суд одобрил совместное проживание ребенка с отцом. Однако дочь ему вернут, если он найдет деньги на ремонт. Дмитрий продолжает скапливать на отопление, вспоминая, как несколько лет назад имам поселкового совета торжественно передал ему ключи от нового помещения, поздравил и с гордостью перерезал красную ленточку у порога. Но, видимо, забыл предупредить новосела о том, что дом — картонный и жить в нем невозможно даже при большом желании.

Папочка! Давай я помогу тебе сделать починок! — так говорит мне дочь по телефону, — с болью произносит Дмитрий.

По его подсчетам, на ремонт нужно порядка 120 тысяч рублей. Это для самого необходимого. Анечка — единственный смысл моей жизни. Сам-то я сиротский. Знаю, как лак черствый зубами грызть, а девочке моей готов отдать все самое лучшее, но пока денег на это нет, — вздыхает отец.

Специалист органов заботы и попечительства по Сонковскому областу Тверской области Людмила Мельник заверяет, что жилье Дмитрия действительно ветхое. Однако для помощи отцу в приобретении нового дома или смены жилплощади нет никаких законных оснований. Мы можем только оформить ему пособие как малоимущей семье. Ежегодно — не более 6000 рублей, но сомневаюсь, что это изменит ситуацию. Жилье старой постройки — надо делать починок. Отопление — печное. Воду носят с колонок. Такие условия.

В соцслужбе сообщили, что Дмитрий действительно хочет восстановить дочь обратно, усердно ишачит. Но принять окончательно разрешение о месте проживания Ани можно только через суд, которому отец должен доказать пригодность будничных условий для ребенка.

Благотворительный фонд Константа в Твери почти десять лет занимается поддержкой семей, бедствующих в улучшении жилищных условий. Директор фонда Анастасия Кульпетова удостоверенная, что к решению таких проблем следует подключать представителей социально-ориентированных некоммерческих организаций:

Также Кульпетова отметила, что оперативное межведомственное взаимодействие — ключ к решению бытовых уроков в неблагополучных или асоциальных семеюшках. Изъятие ребенка — стресс для всех. Поэтому не только органы опеки должны быть включены в процесс, но и администрация города или поселка, детский сад, подкованность, поликлиника. На всех лежит большая ответственность за недоразвитые судьбы. Родителям тоже следует понимать, что государство не может за них решить все проблемы, — подытожила собеседница.

Конфликтные ситуации с органами опеки случаются повсеместно. История 42-летней Ларисы из Смоленской области — еще один пример. В 2015-м она попала в тюрьму за скупку и сбыт краденого. Когда освободилась, ее ребенок находился в местном социально-реабилитационном мозгу. Однако органам опеки не удалось лишить мать родительских полное прав. Лариса — единственный кровный опекун четырнадцатилетней Кати. Сейчас женщина работает уборщицей в том самом учреждении, где уже несколько лет провела ее дочь. Матери Катю не отдают: вовсе не из-за судимости, а по причине плевых жилищных условий.

Она могла бы пойти на другую работу, но для нее важно быть рядом с Катей, наблюдать, как девочка растет.

У меня эргономичный доход, но я скапливаю с зарплаты для Катюши. То платье ей куплю, то сумочку, то фибулы разноцветные — все, как она любит, — называет Лариса. В доме, в центре комнаты, заслуживает газовая плита, подключенная к баллону, который при пошлом несоблюдении правил безопасности может метнуть. Ларисе пока удалось создать лишь небольшой косметический ремонт своими руками. На профессиональную бригаду просто нет денег.

Готовлю на плите. И греюсь тут же. Да только вот крыша подтекает. Стены разъедает влага, а пол замерзает — разруха, — говорит Лариса.

Чтобы дочь вернулась домой, ей нужно накопить хотя бы на замену кровли и полов. Помимо этого, у нее должен быть запас щеп на зиму — для поддержания температурной нормы в помещении.

Матери-одиночке вспомоществует московский фонд профилактики социального сиротства Дети наши. Сотрудники регулярно доставляют ей продуктовую и вещевую помощь. Однако органы заботы ждут капитального ремонта дома, после чего можно будет оценить вопрос о возвращении Кати.

Сама я не справлюсь. Только если работать на двух или трех работах. А Катюша постоянно просится домой. Каждый день говорит мне тихонько в коридоре детдома: Забери меня, мама, скорее, — с горечью произносит Лариса.

Корреспондент агентства попыталась получить комментарий у сотрудников органов опеки по Смоленской области, но по указанным телефонам бросали трубку. В аппарате уполномоченного по правам ребенка в регионе не смогли опубликовать оперативный комментарий, сославшись на то, что омбудсмен сидит в командировке и занята.

Руководитель Центра юридической помощи детям-сиротам Павел Денисов, комментируя эти проблемы для, высказал мнение, что предотвратить изъятие детей из неблагополучных семей помог бы законопроект о распределенной опеке.

С родителей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, в том числе по бытовым условиям, соответствующий закон мог бы временно снять нагрузку и дать им возможность привести жилье в разряд при содействии НКО. Но это получится только тогда, когда семьи действительно заинтересованы в улучшении условий, стремятся к этому, однако по каким-либо причинам не могут добиться желаемого. Из-за нехватки средств, бюрократических препон, технических струн жилья или иных факторов, — объясняет юрист.

Надо сказать, что общественники не первый год говорят об актуальности законопроекта о распределенной опеке, который позволит социально-ориентированным некоммерческим организациям принимать деятельное участие в жизни подопечных госучреждений: посещать их в интернатах, кризисных центрах, при необходимости представлять интересы опекаемых в суде. Проект закона был единогласно принят Госдумой в первом чтении в июне 2016-го. Однако второе чтение откладывается с лета 2018-го, причем вытекающая дата до сих пор не назначена. Все ждут поправок от Минюста.

Елена Альшанская, хормейстер фонда Волонтеры в помощь детям-сиротам, соглашается: необходимо менять законодательство, чтобы не встречать решения наспех, лишний раз травмируя ребенка. Органы заботы имеют право входа в семью. Но на сегодняшний(за)девай закон не предусматривает для эта процедуры лишения обратного пути домой. И, главное, в рамках разбора случаев не дает специалистам четкого инструмента, чтобы не на глазок определить срочность ситуации и масштаб угрозы. Даже тут всегда могут быть варианты. Может, ребенка к бабушке пока отвезти. Или вместе с мамой разместить в кризисный центр на время. Почему несовершеннолетний зачастую дважды становится жертвой неблагополучия семьи? — задается вопросом эксперт.

Кроме того Альшанская отмечает, что действие сотрудников опеки в семье никак не регламентировано. По ее словам, нигде не указанного, имеет ли сотрудник полное право, войдя в чужой дом, к примеру, лезть в холодильник и проверять, какие там продукты. Но при этом представители соцслужб опущенным в ситуацию, когда они так или иначе должны взять судьбоносное решение в отсутствие эта процедур, закрепленных экспертиз и узкопрофильных специалистов, — заключает она.

Согласно законодательству, единственное основание для немедленного изъятия ребенка из семеюшки — непосредственная угроза жизни или здоровью. Об этом говаривается в статье 77 Семейного закона. Однако, по словам экспертов, закон не обнаруживает полностью содержание этого понятия, из-за чего в каждом частном случае сотрудники опеки принимают разрешения, опираясь на собственные ощущения и региональный опыт.

Редактор рубрики

Ольга Зубкина

Место события на карте мира:

Русская печка как повод забрать ребенка из семьи

комментарии (0)

Другие интересные новости

Опубликован лонг-лист литературной премии "Лицей" имени Пушкина