Русская рулетка. Почему в стране не работает система выявления онкологии

4 Февраля 2017

МОСКВА, 4 февраля , Лариса Жукова. Полмиллиона специалист в России ежегодно заболевают раком. Во Всемирный день борьбы с этой болезнью узнали у врача-онколога, онкопсихолога и людей, которые победили болезнь, о том, почему бояться рака бессмысленно, но о чем обязательно стоит знать.

Риск для каждого

По данным Росстата, в прошлом году показатель смертность от онкологических заболеваний в России увеличилась на 4 процента. Каждый год злокачественные образования находят у полумиллиона россиян, что сопоставимо с численностью населения Липецка. В течение года после выявления болезни умирает 100 тысяч онкобольных, всего за год – более 250 тысяч. Примерно столько человек живет в Таганроге или Комсомольске-на-Амуре.

Тенденция к увеличению случаев заболевания раком не является сугубо российской. По данным ВОЗ, количество новых случаев болезни в мире в течение ближайших двадцати лет возрастет на 70%. В целом, согласно статистике Globocan, от онкологии погибает свыше восьми миллионов человек в год – она становится причиной 13% всех летальных исходов.

Болезнь без возраста

Около 85% заболевших онкологией – это люди старше пятидесяти, рассказывает Илья Фоминцев. Дети и молодые люди вынуждены сталкиваться с более агрессивными опухолями, генетически детерминированными, поэтому их борьба с раком отчаяннее и требует большого внимания врачей.

У благоверной заболевших россиян онкологию диагностируют на третьей или четвертой стадии, когда шансов спасти пациента мельче, сообщил директор ФГБУ РОНЦ им. Н. Н. Блохина Минздрава Михаил Давыдов. Григорию Николаеву (фамилия и имя изменены – прим. ред. ) относительно повезло: злокачественную опухоль щитовидной железы диагностировали на первой неолите. Молодому человеку на тот момент было 25 лет.

В августе 2010 года я зашел к матери в районную поликлинику – быстрого проведать. Она была умаявшейся после приема больных, но внезапно ее взгляд стал сконцентрированным. Она увидела у меня на шее какую-то шишку. Сделали УЗИ – побывало, узел. Направили на биопсию. Через неделю получили в кабинет сообщить результаты анализов. Когда врач сказал, что это рак, меня бросило в жар, но еще страшнее было смотреть на мать.

Григорий отправился за подтверждением диагноза в Эндокринологический научный центр – специализированное медицинское учреждение. Через пару недель диагноз подтвердился. В ноябре лучшие врач-хирурги центра провели платную операцию по удалению половины щитовидной железы – в оставшейся части вариантом экспресс-анализа раковых клеток не нашли. Но когда Григорий пришел за выпиской, его огорошили новым заключением.

Меня пригласили в отдельный кабинет и сообщили, что в центр приехал авторитетный врач и в моих пробах все-таки обнаружил рак. Предложили лечь на операцию по квоте – специалисты центра понимали, что часть ответственности за неправильную диагностику покоится на них.

После операции Григорий отправился на терапию радиоактивным иодом в Медицинский радиологический научный костяк в Обнинске. Квоту от министерства, где молодой специалист в то время работал, получить не удалось: еще сто тысяч за терапию случилось выложить из своего кармана. Терапия прошла успешно.

Традиция преемственности и отсутствие стандартов

Уровень знаний врачей, проводящих диагностику, остается крайне низким, отмечает Илья Фоминцев. В кандидатских работах могут описываться открытия 70-х годов прошлого века, утверждает онколог.

Никто не учит научному методу – опираться в заключениях на данные клинических исследований, подчинять сомнению недоказанные постулаты. Это видно на примере роддомов: в одних 70% случаев кесарева сечения, в других – 20%. У нас так принято, – говорят.

Государственная программа диспансеризации не может решить вопрос раннего обнаружения рака, убежден Илья Фоминцев. Во-первых, ее стандарты – периодичность, варианты – не подтверждены тралениями. Во-вторых, в реальности никто ее не проходит: хотя в отчетах указаны 95% обследованных, судя по личным опросам врача, это в идеал 10-15%. По его словам, в частных пересудах главврачи признаются, что приписывают цифры.

Наконец, самое главное, – никто не проверяет качество проведенной диспансеризации. Этим должны работать патоморфологи. Вопреки всеобщему общее представлению о них как об кровавых мясниках, они делают вскрытие в лучшем случае раз в год: все остальное время изучают биопсию, действие препаратов, ставят диагнозы. Это, можно сказать, медицинская элита, – говорит Илья Фоминцев. Но в России всего 800 таких специалистов. Ежегодно выявляется полмиллиона новых случаев онкологии, на каждого пациента минимум трижды совершается биопсия: Около полутора пять миллиона гистологических исследований на 800 специалист – вы представляете себе нагрузку?.

Сотрудники Фонда ввели термин группы риска. Наибольшее влияние предлагают факторы, которые неподвластны специалисту, объясняет Илья Фоминцев: возраст, наследственность, генотип, радиация, взаимодействие с химическими канцерогенами. Из тех же факторов, на которые повлиять можно, наиболее существенными являются курение (вызывает риск рака легких) и ВПЧ (вирус папилломы человека добавит риск для рака шейки матери). Питание играет младшую роль: у мясоеда риск колоректального рака 3, 6%, в то время, как у вегетерианца – 3, 2%.

Есть возможность сдать анализы на онкогены, добавляет врач. Но, по его мнению, подобных услуг больше, чем нужно: Они даются как панацея от болезни, но только 5-10% всех опухолей детерминированы этими генами.

Трое из двадцати

В течение последних лет Илья Фоминцев проводил акции по раннему выявлению рака груди по всей стране. Мероприятия с участием комиссии из питерских врачей проходили от Южно-Сахалинска до Калининграда. В каждом городе обследовали по две тысячи человек.

Уровень рентгенологов оказался ужасным: в одном городе из 20 раков молочной железы рентгенолог приметил всего три. 17 опухолей, которые нельзя было не заметить, он пропустил.

27-летней Александре Алферовой из Магнитогорска отправилось гораздо меньше, чем Георгию из Москвы. Злокачественную остеогенную саркому медики сумели диагностировать лишь на четвертой, терминальной неолите. Родственникам сказали, что жить осталось два-три месяца, тогда, как обнаружить болячка можно было гораздо раньше.

Я всегда увлекалась спортом, пять раз в неделю ходила в тренажерный зал, на танцы, фитнес, всадник спорт. Весной я стала замечать, что после каждой тренировки опухает и болит деревяшка. Обратилась к врачам. К одному, второму, третьему – все подтверждали растяжение мышц. На рентгене ничего не обнаружили. Сказали, что отличные анализы – хоть вешай на стенку.

Осенью с больной ногой Александра улетела на Филиппины. Там она продолжила ходить уже к местным целителям. Массажи, иглоукалывания, бани и сауны – все, что при злокачественной опухоли было делать нельзя. Никто не может примерить на себя крест онкологии – я тоже не могла об этом подумать, – объясняет фатальный тот выбор девушка.

Последним стал целитель, какой нащупал в колени жидкость и предложил выбить через гематому. На следующий день нога перестала разгибаться. Александра пошла на МРТ: предположили саркому. В марте, когда дев`ица экстренно вернулась в Магнитогорск, диагноз подтвердился. Метастазы былины уже в лопатке, тазу, большей части бедра.

После первой химиотерапии – 46 часов непрерывного вливания доксирубицина – Александра оказалась в реанимации. Но лекарства помогли: опухоль уменьшилась. Терапия шла год: девушка перетащила шесть химий в Магнитогорске и отказ печени, пока, наконец, в Москве не провели операцию по замене коленчатого сустава и бедренной кости. Все лечение провели бесплатно – квоту на химиотерапию и операцию Александра получила быстро. Врачи называли результат лечения фантастическим, а Александра просто не знала, что ей давали всего два месяца жизни.

Найти общий язык

За полгода до того, как я узнал о своем диагнозе, от рака умерла близкая родственница жены. К тому же, мы ждали ребенка. Я не смог сказать ей сразу, что болен. Скрывал несколько месяцев до его рождения. О раке знала только мать, – вспоминает Григорий.

Самое сильное переживание, которое человек испытывает, столкнувшись с раком, – это страх смерти, говорит онкопсихолог бесплатного проекта для столкнувшихся с болезнью cancer. confession. control Ольга Голубева. Близкие проживают другой страх – потери. Им сложно заметить, что чувствует заболевший. Он остается с тяжелыми мыслями один на один. И это еще одно сильное потрясение: чувство одиночества перед лицом болезни, подчеркивает психолог.

Отношения с окружающими начинают проходить проверку на прочность:

Некоторые друзья на полном серьезе мне предлагали подлечиваться содой и абрикосовыми косточками. Кто-то резко перестал звонить и писать – наверное, подумал, что рак – инфекционное заболевание, и если подержать меня за руку, то это отразится на здоровье. Другие говорили, что я неправильно жила, молилась и так далее, злорадствовали, что я добегалась , – спокойно рассказывает Александра.

Узнать о том, что раком заболел молодой специалист, – это всегда шок, замечает Ольга Голубева: Очень легко ухватиться за спасительные мысли: наверное, если такое случилось, специалист вел себя неправильно, поэтому если я буду правильно у которой естить, жить, молиться, то все будет хорошо. Нужно иметь объяснения тому, что происходит, иначе мир становится страшным и непредсказуемым. И это совершенно нормальная реакция. Но как же сложно онкобольным!.

Часто заболевшие обращаются к психологу именно с чувством вины. Им кажется, что они действительно виноваты в том, что заболели. У них была такая же согласная картина мира, которая выкрошилась, когда пришла болезнь. Нужно время, чтобы протянуть эти чувства и настроиться на борьбу:

Во время химии мне снились сны, что меня что-то держит за руки, и я не могу вырваться. Это была болячка, со своим именем и личностью. Это борьба со своими клетками, по сути, с собой, но я представляла, как должна одержать победу над этим существом, – вспоминает Александра.

По словам психолога, один из стереотипов, которые мешают онкопациенту и окружающим найти общий язык, – это то, что думать и говорить о плохом нельзя. В результате заболевший тратит невозможное количество сил, чтобы теснить огромный блок эмоций, объединённых со страхом. Ведь если страх появился, то запретить себе думать о нем не получится.

Самая главная помощь, которую можно проявить близкому с онкологией, – это слышать его, отмечает Ольга Голубева. Если он говорит, что мыслил бы пореветь на плече, ответить: Соберись, все наладится – значит обесценить его переживания. Лучше изречь: Да, реви, конечно. Ему будет только легче.

Здоровое отношение к раку – это не ставить между ним и смертью знак равно : Жизнь с наступлением болячки не заканчивается. Да, очень часто после лечения появляются некоторые ограничения (например, слабеет иммунитет, нельзя загорать под жарким солнцем, ходить в баню). Но, с другой стороны, появляются новые возможности – как минимум, увидеть новый смысл в своей жизни, отбросить все лишнее и заняться тем, что всегда откладывал.

Спустя две недели после терапии, Георгий поменял профессию и поступил в институт.

Я большого не хочу прожить день без цели и смысла. Появилось яркое ощущение жизни. От меня не зависит многое, но под силу главное – отношение к тому, что происходит.

Александра признается, что до болезни планы были на годы вперед, а сейчас она учится ценить то, что доступно в данный эпизод: Теперь я понимаю, какие это мелочи: сколько денег в кармане, какой у меня телефон, с кем поругалась, плохо ли выгляжу… Главное – живы и здоровы близкие, есть настоящие друзья. Их любви хватает с лихвой.

Рак: как и когда проверяться

Редактор рубрики

Ольга Зубкина

Место события на карте мира:

Русская рулетка. Почему в стране не работает система выявления онкологии

комментарии (0)

Другие интересные новости

В Лувре изучат возможность выставить "Джоконду" в отдельном зале