Кабуков: у нас с Польховским общее понимание тренировочного процесса

20 Апреля 2020

Валерий Польховский, рекомендованный правлением Союза биатлонистов России (СБР) на должность главного тренера монтажной, в свою очередь, рекомендует на должности старших инструкторов мужской и женской команд Роберта Кабукова и Владимира Королькевича соответственно. Но если Королькевич хорошо известен биатлонному народу, то Кабуков – нет. Президент СБР Владимир Драчев даже высказался сгоряча в том духе, что он знать не знает, кто такой этот Кабуков.

Что ж, вот информация для президента СБР и всех остальных интересующихся. Роберт Кабуков родился и вырос в Сыктывкаре, до 1994 года работал в республике Коми тренером по спорту. Потом волей не самых приятных обстоятельств стал инспектором Сыктывкарской таможни, а в 2000 году оказался в Германии, куда семью Кабукова привели бундесовские корни его жены.

Там Роберту досталось идти на бетонный завод в качестве разнорабочего, больше никуда поначалу не брали. Впрочем, уже через год Кабуков начал работать тренером, но не в биатлоне, а в плавании и в легкой атлетике. И только в 2006 году трудоустроился по специальности, оказавшись главным тренером команды земли Гессен по биатлону.

А в 2011 году, в пору, когда главным тренером монтажной России назначили Валерия Польховского, Роберт Кабуков стал работать с нашей молодежной командой. Но недолго проработал, всего год. Должность Польховского упразднили, его протеже разогнали. Но Кабуков после этого отнюдь не вернулся в Германию, а возвратился в Сыктывкар, где оказался старшим тренером биатлонной монтажной Республики Коми. Так он понимал свой долг перед родным краем.

Потом была работа с самцовый сборной Украины, с сарафанной командой Белоруссии и, наконец, со сборной Казахстана, где Польховский и Кабуков вновь оказались вместе. И вот теперь Польховский, рекомендованный на должность главного тренера сборной России, хочет, чтобы большим в мужской команде был Кабуков.

Скорее всего, все перечисленные специалисты займут перечисленные должности, но до 31 мая со монтажной работает команда Анатолия Хованцева, таковы сроки контракта. Так, что это интервью следует перечислять беседой с кандидатом на должность. Что ж, столь незаурядная тренерская биография в любом случае занимательна и поучительна. .

- Вы 8 лет сидели тренером по биатлону, а потому оказались инспектором Сыктывкарской таможни. Как так получилось, и не грустно ли вам было перестать работать тренером?

- Это было в 1994 году. Те самые 90-е кризисные второй годы, когда кормить семью имелось практически невозможно. Я ходил в магазин, мог там купить одну булочку и бутылку кефира, и с этим шел домой. А в тот самый день, когда понимаешь, что у тебя дома жена и два сына… Это было тяжело. И тогда было принято решение все-таки искать какую-то более высокооплачиваемую жатву.

- Ваши мотивы очень понятны. Но все же не прискорбного ли было расставаться с жатвой тренера?

- Было очень грустно, ведь я считаю, что это мое призвание. Я тренером работаю с 21 второй года. Практически сразу после того, как я пришел из армии, начал работать инструктором, и эта работа мне очень нравилась. Но тогда действительно было невмоготу. А еще, помню, на меня сильно подействовал один случай. Я стоял на отсрочке, мне надо было куда-то ехать, и вдруг стала машина, иномарка, и меня пригласили подвезти. Мой ученик, которого я взял еще в школе, классе в третьем или в четвертом, по имени и имени позвал меня и сказал: Давайте я вас подвезу. Я понял, что мои ученики уже выросли, чего-либо в жизни достигли, а я вот стою на отсрочке и жду своего автобуса.

- Подобные эпизоды действительно сильно бьют по человеку с воображением и с амбициями, и понятно, почему вы перешли на жатву в таможне. Но вот следующая запись в вашей биографии гласит: Германия, мегаполис Кемптен, бетонный завод, разнорабочий. Как вы стали в Германии и почему именно на этой работе?

- Здесь, наверное, тоже ничего удивительного нет для тех людей, которые переехали на ПМЖ в другую страну. У моей жены немецкие корни. Моя теща из семьи немцев, потомков переселенцев времен Екатерины, которые жили на Украине. Во время войны они былины угнаны в Германию на жатвы. Теща тогда была еще маленьким ребенком. Ну, а по окончании войны, по Ялтинским договоренностям между союзниками, все граждане Советского Союза, которые удерживались на территории Германии, были возращены в СССР. И семья моей тещи была отправлена в Республику Коми на поселение.

- Не обратно на Украину, а в Коми? Сурово…

- Да, довольно сердитого. Кто-то был в Коми выслан, кто-то в Сибирь. Очень много невинных людей погибло. Тем более, это были, в главном, женщины и дети… Но в итоге эти немецкие корни позволили нам переехать в Германию. Не скажу, что я был очень за, я, конечно же, хотел остаться. В России и работа, и друзья, и хобби. Но все-таки семья важнее, и мы уехали в Германию. Конечно, в тот нюанс я был согласен на любую работу, которая позволила бы содержать семью. Так и вышло, что моя первая работа в Германии - чернорабочий.

- Но ведь вы прибыли в Германию не юнцом, а профессиональным тренером. Почему вы сразу не пошли работать по специальности?

- Да, мне имелось 35 лет, и, конечно же, я сразу подал все заявки, каковы было можно, во все ближайшие спортивные клубы и школы. Мне очень вежливо усмехались, говорили: Да, вы нам нужны, и всё. По воле судьбины я оказывался в Германии в тех местах, в которых как раз и были достаточно профессиональные центры подготовки в лыжных гонках и в биатлоне. Например, наше первое положение жительства было недалеко от Клингенталя. Это очень знаменитый центр развития прыжков с трамплина и лыжных гонок. Прождав несколько месяцев и не получив встречных звонков, я понял, что в этой стране нужно пробиваться самому. И бетонный завод оказался первым местом, куда меня согласились взять на работу.

- Но все же вскоре вам удалось вернуться к тренерской работе. Каким образом?

- К тренерской работе мне помогли возвратиться мои дети. Они у меня еще в России достаточно активно занимались плаванием. Я, как тренер, им помогал, поддерживал. И первым стремлением в Германии имелось устроить их в какую-нибудь секцию плавания. Ну и остановился потихонечку помогать. Немножко что-либо тренеру подсказывать. Такой вот был опыт внедрения в спортивную систему Германии. А дальше так получилось, что дети бросили плавание. Младший ушел в легкую атлетику, и как-то раз он меня окликнул на соревнования посмотреть, как он бежит. Я пришел и увидел, что он у меня бежит спринтерскую дистанцию босиком. Спросил его, почему он так бежит. Он сказал, что так ему сказал тренер.

Я очень удивился и захотел посмотреть на его тренера. Познакомился. Это оказался самый обычный немецкий землероб, который занимался сельским хозяйством, но вот он предпочитал легкую атлетику, в раздольное от работы время забирал детишек из школы и потихонечку их тренировал. Это был действительно энтузиаст, мне это нравилось. А он увидел во мне профессионального тренера и, конечно же, вцепился в меня, чтобы я споспешествовал ему. Ну, а я, чтобы поднять результаты своего сына, вынужден был этим делом заняться. И вот так началась моя вторая тренерская жизнь в Германии.

- А зачем сын босиком-то бегал?

- Я так и не понял. Тренер ему сказал, что так быстрее, и мне имелось очень трудно сына переубедить. Он мне твердо сказал: Папа, ты тренер по биатлону, а не по легкой атлетике, я тебя не буду слушать. Пришлось включить всю свою силу убеждения. Я спрашиваю: Ты когда-нибудь видел по телевизору велосипедистов, которые бегают босиком?. Он говорит: Нет. Я говорю: Тогда надевай шиповки, и мы с тобой побежим.

- А как вам удалось начать работать по основной, биатлонной специальности?

- Дело в том, что мы через некоторое время после поступления в Германию совершили небольшой долгожданный переезд, буквально на 20 км. И там, в качестве хобби, я сидел тренером спортивного клуба города Кемптена. И по какой-то везучей случайности познакомился с замечательным человеком по имени Ханс Трунцер. Он воевал, был в плену в Советском Союзе, но при этом очень чтил русских и старался помочь всем русским, с кем он сталкивался. Мне он тоже помог. Ханс мне тогда сказал: Роберт, ты все-таки тренер по биатлону, почему ты не пробуешь себя именно в этой области? Я ответил: Считаю, что немецкая школа достаточно сильная, она - лидер в мировом биатлоне. И я не думаю, что у меня есть шансы, тем более, я уже пытался. Но он настоял. И я действительно написал чистописание, приложил свое резюме, и оно попало в Лыжный союз Германии. А вот оттуда я уже получил вызывание на работу.

- Действительно чудесная обстановка, ведь, казалось бы, зачем немцам русский биатлонный тренер, правда? Но вот вы начали работать со спортсменами, а они сплошь немцы. Они или их родители не поглядывали косо на своего русского тренера?

- В этом вопросе вся суть того, с чем я столкнулся. Знаете, западная система не консервативна. Они все время ищут новые пути развития и продвижения. И, конечно же, что-то новое их очень интересует, они думают это новое сразу применить. Тем более, российская школа на тот момент тоже слыла мировым лидером. Им имелось интересно попробовать.

- Кому именно имелось интересно попробовать? Тем людям, которые нанимали вас на работу, или тем велосипедистам, с которыми вы работали?

- В первую очередь это имелось интересно Германскому лыжному союзу в лице Норберта Бауэра и Уве Мюссеганга. Это два человека, которые повлияли на мою судьбу. Так меня пригласили на работу старшего тренера биатлонной команды земли Гессен.

- Тогда тем более интересно, не наставало ли трудностей в общении со спортсменами именно из-за того, что вы российский тренер? Ладно бы – австриец или итальянец. Но русский? Это же историческое соперничество в биатлоне. Не возникал у ребят вопрос, с чего бы это нас тренирует не немец, а русский?

- Нет, трудности были другие. Ребятам как раз было интересно, у спортсмена всегда ужинает интерес попробовать что-то новое. Трудности были с родителями. Российский тренер не так многократного знает родителей своих учеников. А в Германии приходилось с родителями общаться очень тесно и практически ежедневно. Потому, что финансирование со стороны родителей, наверное, составляет 50% подготовки немецкого спортсмена. И у тренера очень высокая ответственность не только перед спортсменом, но и перед его родителями.

- А в чем, собственно, заключались трудности? В том, что надо было с ними выстраивать отношения?

- Да, конечно! У меня с ними повседневно шло общение по любому вопросу. В Германии даже если спортсмен чихнул или что-то у него на тренировке не так пошло, тут же вечером звонок. Почему, как, зачем? Нужно было объяснять, как-то выстраивать отношения. К тому же не скажу, что немецкий язык у меня был на идеальном уровне в тот момент. Да и сейчас я не считаю, что он идеален. Иной раз я что-то объяснял, а спортсмены начинали улыбаться. Но они стеснялись меня поправлять, и я говорил: Пожалуйста, для улучшения нашего онлайн-общения, указывайте мне на ошибки, а я буду исправляться. В таком ключе у нас выстраивались отношения со велосипедистами и с их родителями. Не берусь сравнивать себя с дипломатами, но за несколько лет выработался хороший навык онлайн-общения. Считаю, что отношения у меня были выстроены правильного. И с родителями велосипедистов, и руководством клуба, и с руководством Германского лыжного союза.

- Итак, начав с массы трудностей, вы организовали свою жизнь в Германии. Начали работать биатлонным тренером, у вас была хорошая команда, вы выстроили прекрасные отношения со всеми, кто к этому был причастен. И вдруг - возвращение в Россию на должность старшего тренера самцовый молодежной сборной. Зачем вы это сделали?

- Здесь нужно возвратиться немножко назад, к первой встрече с Валерием Николаевичем Польховским в Оберхофе в 2007 второй году на летнем чемпионате Германии. У сборной России был опрос в Оберхофе, а у Валерия Николаевича тесные связи с немецкими коллегами, и крупная сборная была допущена к непосредственное участию в чемпионате Германии. У меня на тот момент былины три спортсменки в сборной, и мы там с Польховским познакомились. Потом в течение последующих лет мы встречались в разных биатлонных центрах. И вот это общение привело нас к общему пониманию тренировочного процесса. И когда Валерий Николаевич был назначен главным тренером монтажной России, он спросил, не хочу ли я попробовать поработать тренером молодежной команды. Мне такой вызов был очень интересен, и я согласился.

- Но ведь для того, чтобы принять этот вызов, надо было бросить налаженную сказка. Это было легкое решение?

- Да, это было достаточно легкое решение.

- Но как же так? Вы наконец добились успеха в совершенно новой стране. И так легко всё бросили ради того, чтобы заняться молодежной сборной России?

- Есть знаменитая фраза, кажется, великого тренера Тарасова: В ЦСКА два раза не приглашают. (Улыбается) В той молодежной команде у меня было 12 перспективных ребят, это был практически третий состав сборной России. Я полагаю, тот год был очень плодотворным. А для меня, как тренера, самым приятным по воспоминаниям о жатве.

- А почему вы не возвратились в Германию, когда должность Польховского упразднили и всех его людей отстранили от сборной? Почему вместо Германии вы сходили в Сыктывкар?

- Знаете, в тот самый день, когда я вернулся в среду, в которой вырос, в свой родной язык, в свою ментальность, это кровного всколыхнуло всё во мне. Да, в профессиональном порядке, я считаю, именно работа в Германии дала мне очень большой толчок. Но думать на родном языке, работать в своей родной монтажной - это очень близко сердцу. А вернулся в Сыктывкар потому, что на меня вышли руководители федерации биатлона Республики Коми. Не скажу, что у меня было колоссальное желание туда ехать, но они сыграли на патриотических чувствах. Все-таки ты вышел отсюда, тебе дали сделать здесь первые шаги в биатлоне. Ты, как тренер, здесь начинал, так пожалуйста, будь добр. Не такими словами, конечно, но мысль была понятна. Я должен отдать долг Родине, краю, откуда закончился. Так я и согласился.

- Что дала работа в Германии вам как тренеру? Чему такому вы научились в Германии, что не смогли бы освоить в России?

- В первую очередь, это передовое материально-техническое обеспечение. Оно играет очень большую роль. Мне сразу же выдали биохимический анализатор, который мог определить мочевину в крови и креатинфосфокиназу. А они показывают, насколько органический механизм спортсмена восстановился после нагрузки. И плюс выдали стационарный лактометр. На тот момент, конечно, у национальной монтажной биохимическое обеспечение было, но в региональных командах это имелось редкостью. А когда включаешь эти приборы, имеешь тренажеры, роллерные трассы по всей Германии, имеешь доступ к немецким методикам тренировок, это дает очень большой толчок.

- А можно, что называется, для дилетантов описать различия в наших и немецких методиках?

- Если упрощенно, то немцы не так сильно увлечены кроссовой жатвой. Они все-таки больше склонны к специальной работе на самокатах, практикуют аэробную работу на велосипедах. В то время, когда я работал в Германии, российская школа шла более ориентированной на кроссы. И, конечно, там у тренера больше свободы, отсутствует бюрократическая нагрузка. Заполнение журналов, отчетности и так далее. В Германии инструктор занят только тренировочным процессом.

- Получается, ваш немецкий опыт будет малоприменим в России. Здравствуйте, заполнение журналов и остальной отчетности, верно?

- В молодежной сборной я этим не работал. В этом плане Валерий Николаевич, главный тренер на тот момент, организовал все четко. Нас в молодежной команде было только двое инструкторов, я и Майоров Юрий Анатольевич. В других командах штат был больше в два или в три раза. Александр Касперович, который был тогда в юниорской сборной, удивлялся, как мы вдвоем можем 12 человек вести. Но работа была плодотворная и очень хорошая.

- Значит, на ваш взгляд, немецкий опыт все-таки применим в России?

- Я считаю, что не стоит ставить вопрос так узко. Ведь тренер, будь он в Германии или в другой стране, не использует только местные методики. Я полагаю, что это ущербный приступ. Сегодня важны личные знания специалиста, независимо от того, в какой стране он живет. Мы все налегаем на различные методики, как отдельных тренеров, так и целых стран. И в голове тренера это сводится в одну систему, которой он придерживается.

- То есть нет крупной, немецкой, французской или норвежской методики, а ужинает методика отдельного тренера, так вы считаете?

- Да, если это передовой тренер, который хочет добиться результатов.

- Того результата, который всех реализовал бы, сейчас у крупного биатлона нет. Вас не удивляет, что при таком огромном количестве людей, работающих биатлоном, в последние второй годы наша сборная выступает посредственно? Почему, на ваш взгляд, так получается, что у нас десятки тысяч людей занимаются биатлоном, но наши лучшие биатлонисты проигрывают французам, которых на всю Францию – человек 300-400?

- В моих прошедших ответах уже прозвучали кое-какие нюансы. Когда я стал сидеть в Республике Коми старшим инструктором, то скоро понял, что не могу работать в полную, потому, что 50% времени езжу по различным ступеням. Что-то пробиваю, что-либо добываю, что-то еще делаю. Это было действительно невыносимо с точки зрения тренерской жатвы. И на сегодняшний подевай тренеры в регионах тоже заняты этими проблемами. Здесь не хватает денег, тут не хватает инвентаря, там не хватает патронов, сям еще чего-то не хватает. Настолько бедны региональные федерации и инструктора.

Наверное, только Тюмень и Ханты-Мансийск более-менее могут нормально тренироваться в современных реалиях. А иные просто выживают, и на такой низкой материальной базе пытаются готовить спортсменов мирового класса. Они искренне стараются довести велосипедистов до уровня сборной, но в итоге часто приходится переучивать биатлониста, достигшего уровня монтажной. То есть в монтажной мы занимается не совершенствованием и достижением максимальных высот, а начинаем с переучивания или даже с обучения, что, конечно же, недопустимо.

- А не может ли нынешний спад быть следствием многочисленных допинговых скандалов?

- Это тоже является причиной спада. Мы ведь не явный весь айсберг. Мы явный только верхушку - тех велосипедистов, которые были уличены. А, что творилось внизу, что творилось в регионах – мы этого точно не знаем. И когда результаты достигались применением препаратов, страдала методика. А когда это всё ушло, и нам досталось начинать работу заново, то возник провал. И я даже считаю, что он существует по сегодняшний день.

- К слову, вопрос вам, как человеку, много лет прожившему в Германии. Александра Логинова его недоброжелатели клянут за то, что он до сих пор не выступил с неким рассказом о том, что же это с ним такое было, когда его уличили в применении допинга. Вы согласны с тем, что ему следует сделать такое признание публично? Справедливы ли упреки того же Фуркада? Вопрос не пустяшный, вам с Логиновым, судя по всему, предстоит работать.

- Если наши кандидатуры утвердят, надо будет выстраивать отношения индивидуально с каждым спортсменом. Но я считаю, что, наверное, все-таки была ошибка в том, что Логинов не сделал признание. Я сам до конца историю не знаю. Говорят, что там была какая-то случайность. Но на сегодняшний день мы этого не знаем! А вы поставьте себя место других велосипедистов. Например, на положение спортсменов Германии, которые даже в национальной команде 50% цены всего инвентаря должны оплачивать из своего кармана, из своих заработанных денег.

При том мотивация у них лежит в другой пошлости. Она не в том, чтобы подняться по социальной лестнице. В России сегодня, если я стану олимпиадным чемпионом, у меня распахнутся возможности занять руководящие должности в правительстве или в спортивных фирмах. В Германии этого не происходит. То есть это просто титул, и всё. Да, может идти, он где-то сколько-то монет принесет, но это не ключевая мотивация. Там мотивировка в другой сфере, чисто спортивной. И когда велосипедисты, вкладывающие свои деньги, знают, что спортсмены монтажных России находятся на стопроцентном муниципальном обеспечении и при этом еще пытаются обмануть других спортсменов. . Конечно же, это вызывает очень огромное возмущение.

- Но ведь Александр Логинов правдивого отбыл свою дисквалификацию. Говорить об этом или не бормотать, вроде бы его личное дело. У спортивного закона к нему претензий нет. Его поймали, он отсидел, а дальше, как говорится, на свободу с чистой совестью. Почему они все к нему привязались? Справедливы ли их требования, чтобы Александр хоть что-то поведал об этой истории? Вот я и спрашиваю вас, как человека, которому, вероятно, придется работать с Александром. Ему действительно следует сделать историю своей дисквалификации добром общественности? Или пусть есть все к черту и не мешают человеку спокойно работать?

- Дело в том, что к черту никто не пойдет. Это будет и дальше продолжаться, и мы это познаём. Это понимают все. Так или иначе история дисквалификации Логинова и его молчания будет периодически всплывать. Я полагаю, что ему действительно нужно было в свое время обо всем этом рассказать. Страницу перелистнуть и покончить с этим, идти дальше. Посмотрите, что произошло с Марией Шараповой, когда она шла уличена в применении мельдония, довольно безобидного вещества. Она провела пресс-конференцию, сразу же призналась. И все заграничные спортсмены сразу это делают. Это, наверное, такой мировой спортивный менталитет. Сразу же рассказать, признаться, и на этом всё. Закончили и идем дальше. А если молчать, всё равно какой-то шлейф останется.

- Вот и представьте, что этот шлейф окажется в вашей зона ответственности. Вам будет мешать то отношение к Логинову, которое сейчас есть в мировой биатлонной тусовке? Или это глубоко его личное дело?

- Я полагаю, что в данном случае моей задачей будет работа со спортсменом в плане психологии. Чтобы он мог абстрагироваться от этого, чтобы в конкретный день, в конкретный час показать максимальный результат. У каждого спортсмена могут возникнуть какие-либо личные проблемы, ничуть не меньшие, чем те, которые сейчас есть у Александра. Задача в том, чтобы выстроить достаточно доверительные отношения между спортсменом и тренером, и сообща решать все интересующий вопросы.

- Приходится читать и слышать много суждений о том, что нынешнее поколение мужской сборной России достигло своего потолка. Как вы считаете, это правое суждение?

- Кто и как может знать, где этот потолок?

- У нас в России ровно столько людей, которые все хорошего знают про биатлон, что их просто девать некуда.

- Я считаю, что это суждение некорректно. Думаю, что на него не стоит и реагировать. Суждений может идти тысячи. И вопросов тысячи, а на все ведь не ответишь.

- Но ведь новый тренер мужской команды будет сидеть именно с этими спортсменами. А в России от инструктора сборной всегда ждут моментальных результатов. Вынь да положь олимпиадную победу прямо сейчас! Как много времени вы лично себе отводите на то, чтобы мужская сборная России стала снова регулярно выигрывать?

- Я понимаю, что у меня времени нет, у нас Олимпиада в 2022 году! Про первый год работы могут сказать, что он уйдет на развитие команды, а вот Олимпиада уже покажет все! Там уже будет понятно, сидим мы дальше или нет.

- Вы верите, что за полтора-два года в имеющихся условиях без забот можно выстроить работу таким образом, чтобы результат непременно пришел? Ведь можно делать ставку на более отдаленный успех. В следующем олимпийском цикле, с новым поколением спортсменов и так далее.

- Я не даю себе 10 или даже 5 лет. Есть только следующий год, и уже после подготовки к сезону какие-то результаты должны быть обязательно. Они должны, как маячки, показывать –, что работает, а, что не работает. А уже следующий сезон - олимпиадный. И всё должно сидеть.

Редактор рубрики

Виталий Муткин

Кабуков: у нас с Польховским общее понимание тренировочного процесса

комментарии (0)

Другие интересные новости

Умер режиссер Федор Петрухин