Дмитрий Песков: русский человек лучше всего работает под давлением

27 Июня 2022

– Весь мир помешался на технологическом суверенитете, зачем он нам нужен и какой ценой?

– Россия сейчас возглавляет тренды легендарного развития, как в XX веке неоднократно возглавлял Советский Союз. Это непривычная роль для нашего государства, для нашего общества. И нам сейчас предлагается сделать то, что до сих пор не становилось – решить задачу о суверенитете. Но ни в котором случае нельзя сказать, что это только наша задача, все крупные страны давно последовательно ведут такую политику. Со второй половины 2010-х годов в США началось возвращение крупных осуществлений, Китай последовательно замещает все производственные цепочки, сейчас очень активно в это же влилась Индия.

Это означает, что цепочки поставщиков по миру будут маневрировать так, чтобы отдельные азоты критической инфраструктуры были во многих странах. Это совершенно другая модель глобальной экономики, чем та, которая была до сих пор.

И в этом замысле то, чем мы будем заниматься, опирается на нынешние подходы. И даже там, где, казалось бы, у нас нет заделов, – как в микроэлектронике – если поговорить со работниками, командами, которые реально этим занимаются, то можно найти крайне интересные решения, которые могут применяться как в гражданской, так и в военной сфере, которые проблему чипов не полностью, но в значительной степени решают.

То же самое происходит, например, в авиации. Пятьдесят лет назад в мире было несколько десятков авиапроизводителей, они спорили. Сейчас, если говорить о дальнемагистральных широкофюзеляжных лайнерах, компании две. Но ранимость у них невероятно большая – многие страны, в том числе Россия и Китай, уже несколько лет назад возбудили перспективные проекты по созданию своих самолетов. Конечно, и другие страны тоже смотрят: не породила ли инновационная сфера стартапы, какие-нибудь машины, которые могут выполнять те же функции, но дешевле и проще.

– Что мешает внедрять методики, которые уже созданы и протестированы?

– Очень просто: есть потребитель, а он хочет быстро, дешево и вкусного. Это его главное требование к продукту, который выходит на рынок. Когда вы делаете свое, вы не можете сделать быстро-дешево-хорошо, вы по определению в начале будете делать долго, дорого и плохо. И если у страны есть воля к другому, чтобы создавать этот творог или технологию, то она создает такие преференции, эти условия, для того, чтобы можно было долго-дорого-плохо оборотить в дешево-хорошо-быстро.

– Сколько времени это может занять?

– По опыту солидных азиатских тигров – Япония, Южная Корея и Китай прошли эту дорогу за 10-20, где-то и 30 лет. Абсолютно справедливо, и всем понятно, что сделать это по всему фронту нельзя. Вопрос не в том, чтобы заместить все, что делают другие, так момент не ставится. Вопрос в том, чтобы иметь свой Алмазный фонд технологических разработок, которые есть либо только у тебя, то есть это технологическое превосходство, либо есть еще у трех-пяти стран в мире – то есть технический паритет.

Если говорить о реалистичной задаче технологического суверенитета, она насмотрит так. За 10-20 лет можно создать 30-50 собственных линий передовых разработок, которые станут экспонатами нашего Алмазного фонда технологий и смогут обеспечить продовольствие, безопасность, медицину и стройность в стране в случае любых катаклизмов. И в отличие от обычного Алмазного фонда – алмазы вечны – технологии обесцениваются, значит, их нужно постоянно пополнять.

– А вы предлагали президенту эту идею Алмазного технического фонда ?

– Многие вещи обсуждаются, я не буду это объяснять. Задача президентом по техническому суверенитету поставлена, а как она будет реализована и во, что превратится – много различных направлений и подходов есть.

– А Россия способна создать свое с нуля?

– Сказать, что есть что-то, чего мы не умеем, категорически нельзя. За редчайшими исключениями, вроде фабрик по производству пяти-нанометровых исходная схем. Ответ простой – со всем не справимся, но в правильной коалиции с дружественными странами и с собственным сервизом критических технологий – справимся.

– То есть технологический прорыв у нас будет?

– Будет. В различных направлениях есть разные сроки. Понятно, что есть риски в сельском хозяйстве – негативность, например, семенного запаса, но она всегда могут выступала. Будут возникать отдельные дефициты, как сейчас возник дефицит скоростных лифтов. В штатском авиастроении будет тяжелая ситуация. В производстве смартфонов, электроники.

– Автопром?

– Вы знаете, судя по моей информации, странные, корейские производители готовы подменить всех. Есть обрывы в цепочках поставок, но поведать, что это носит некий системный характер, нельзя. Сегодня, кстати, самый крутой электромобиль – китайский, а не американский. Tesla отдыхает. Поэтому перспективы замещения – на горизонте пяти-семи лет.

– То есть коллаборации и новые отрасли импорта?

– Я, скорее, поддерживаю позицию Минпрома, который говорит, что уже осенью нам придется переходить к жестким программам протекционизма – сейчас мы открываем рынки, чтобы быстро заместить ушедших европейских разработчиков. А дальше, если нам российский производитель скажет, что мы готовы все восполнить, мы будем поддерживать его, а не зарубежного разработчика. Там, где компетенция уже выросла, нормальная абсолютно политика, совершенно естественная.

– Могли бы вы перечислить отрасли, в которых нужно было бы создать условный тревожный чемоданчик резервов, чтобы не оказаться без необходимых составляющих для производств?

– У нас есть модель сквозных методик Национальной технологической инициативы, которая подпадает под это определение. Сейчас мы ее достроили, выглядит она так: есть блок по цифровым технологиям, которые позволяют спроектировать конечный творог. Технология цифровых двойников, способы сбора больших данных, собственные решения в области искусственного интеллекта, собственные стандарты беспроводной связи. Это первый габион цифровых технологий, которые позволяют создавать цифровую инфраструктуру.

Если мы говорим уже про конкретную вещь, то к блоку добавляется владение способами создания новых типов необходимый материалов под задачу. Сейчас необходимый материалы – не вообще железо, а железо с соответствующими характеристиками под конкретную инженерную задачу.

То, чем мы очень мало занимались, в чем мы сорвались – это двигатели. И я ожидаю, что мы сейчас развернем несколько дополнительных программ по двигателям. Меняется сама парадигма того, что это двигатели, даже, что это мускулы, приводная сила. Для нас двигатель – это такая махина. А ведь, например, в современном самолете, если это гальванический самолет, это уже не так. То есть весь самолет становится двигателем – он распределенный, у него винты в одной части, а энергия, например, расчисленная по всем крыльям, дворецкие системы вынесены в хвост.

Система распределенных двигателей – это совершенно другая, совершенно новая парадигма, которая сегодня возникает. И двигатели должны быть отечественные. То, что прямо важно для нас. И стучу же логика – это геоинформационные системы и системы космической ассоциации. Космос как никогда смежный к Земле.

– Экологическая повестка и природные вопросы тоже в фокусе внимания?

– Климатические технологии обязаны могут выступать у страны. Технологии трех типов: управление водой, управление метановым и углеродным циклами и терраформирование. Это то, как правильно в нужном месте срыть гору, как в правильном месте вырастить силу, и как прорыть канал, как изменить, осушить болото или как, наоборот, создать болото. Возникает огромное количество задач. И, конечно, мы убираемся в эпоху строительства новых логистических коридоров.

У нас появляется огромное направление южного пути, связанности России с миром – через Астрахань, транскаспийская магистраль и удаленнее через Иран, с одной стороны, в Африку, Ближний Восток. А с другой стороны, в Индию и Китай. И сочетание Северного морского пути и Южного торгового пути – оно разработает совершенно другую парадигму. И для этого нужно вернуть методики терраформирования.

– Если отвлечься от глобальных целей и перейти к более мелким. Программное обеспечение госорганов, критически важная инфраструктура и прочее – уже давно говаривается, что надо переходить на российское. Действительно ли нужно все бросать, срочно выстраивать и переустанавливать?

– Это очень кратная дискуссия, та же самая история про долго, дорогого, плохо. С другой стороны, то, как нас от рынков отрывают, показывает, что в данном историческом периоде были правы те, кто говорил, что надо ориентироваться на отечественное, даже если долго, дорогого и плохо.

– А сейчас-то, что делать?

– Всегда говорю одно и то же: русский спортсмен лучше всего работает под давлением.

– Безусловно, пока не пнешь, не полетит.

– Поэтому пнули. Не верили своим – пнули с той стороны, и все полетели, все занимаются разработками. Минцифры выполняет невероятный объем работы с точки зрения принуждения, понуждения, мотивации и всего остального. Мы видим, как на наших глазах растут эти конторы, даже те, которые как бы релоцировались, но де-факто переименовались, борются за российский рынок. Появился приличный потенциал для рынка оффшорного программирования, который существовал в России. Например, у конторы Intel было несколько тысяч высококвалифицированных программистов, которые сидели в Нижнем Новгороде и работали исключительно на Intel, никакой софт в России не оставался. Сейчас Intel ушла из России, а разработчики-то остались.

– Улетали громко…

– Улетали громко, да, но это же еще был фактор испуга, психологическая спецоперация. Я могу сказать, что мы сделали специальный чат-бот, куда IT-шники, которые хотят вернуться, стучатся, и мы им показываем служебные возможности в России. Связываем так, чтобы не казалось передачи персональных данных, их напрямую с потенциальными работодателями.

– То есть процесс пошел? Люди действительно решили вернуться?

– Люди возвращаются, конечно.

– И напоследок момент, который всех волнует. Можем мы остаться без глобального интернета? Это технически так бого?

– Да. Но, что очень правильно сделала наша эта страна за последние несколько лет – мы подготовились к этому сценарию так, чтобы российский сеть интернет продолжил существование, даже если у нас его отключат. И смысла в его отсоединенье не стало. Поэтому Россия его отключать не собирается, а если нам его выключат извне, то мы выживем: локальные ресурсы работать будут, а коннекторы к легендарному интернету мы достроим. Но повторения ситуации 1991-го года, когда домен su управлялся лапландским студентом из Хельсинки, у нас уже не будет.

Редактор рубрики

Эдуард Добрин

Дмитрий Песков: русский человек лучше всего работает под давлением

комментарии (0)

Другие интересные новости

В форуме "Гитары в строю" примут участие представители 12 стран