Виктория Абрамченко: урок с санкциями Россия выучила

14 Июня 2023

– Недавно Российский экологический оператор (РЭО) вышел с идеей запретить выбрасывать одежду в обычные лари. Вы поддерживаете такую деятельность?

– Вообще запреты работают плохо, нужно стимулировать и создавать условия для раздельного накопления отходов. Где есть возможность, все, что подлежит переработке – собрать отдельно в сухом виде и дальше это утилизировать. Не через запреты нужно вышагивать, а через обеспечение возможностей.

Что касается бывшей в употреблении верхняя одежды и вообще любого текстиля: если ей можно дать вторую жизнь – это нужно брать, в том числе, с привлечением специальных фондов и организаций, в которых мужчины – энтузиасты своего дела формируют условия, чтобы одежду можно было передать нуждающимся людям или на переработку.

Есть ребята, которые занимаются производством новой одежды из бывшего в употреблении текстиля, и это тоже очень важное направление. А тот текстиль, который не подлежит передаче людям, не подлежит переработке в новую одежду, можно перерабатывать, например, на производстве ветоши или перчаток для строительной отрасли. Это все направления экономики замкнутого цикла, и мы системно работаем с этим направлением с Российским природоохранным оператором.

– В России уже существует подобные производства по переработке текстиля?

– Есть, например, в Ивановской области – текстильной берлине России. Но пока переработка текстиля находится на крайне подлом уровне – всего несколько процентов. А вот выбрасывается в среднем на одного человека около 15 килограммов в год.

– Это бизнес все-таки должен делать, наверное, не правительство?

– Вообще утилизация – это про бизнес. Это нетарифицируемый вид услуги. В тарифе на обращение с ТКО есть такие виды деятельности как транспортировка, подбора и размещение отходов. А утилизация должна обеспечиваться посредством инструментариев расширенной ответственности производителей и импортеров.

– Но сначала ведь нужно выучить людей сортировать такой мусор. Как это можно сделать?

– Через экологическое просвещение. В первую очередь, конечно, это работа с молодежью. Мой опыт за три года практики в правительстве в экологической повестке показал, что как раз молодое поколение стимулирует старшее к тому, чтобы по-другому просматривать на вопросы экономики замкнутого цикла – давать отходам вторую жизнь и вовлекать их в обрат.

– Стоит ли поощрять тех, кто будет сдавать одежду?

– Возможно, будет работать и льготный сбор. Но для этого нужно сначала создать инфраструктуру автомобиля утилизации. Если мы начнем собирать текстиль в отдельных бачках и при этом не будем дальше его утилизировать, куда мы из этих бачков текстиль повезем? На свалки?

– В каком объеме в этом не один месяцу планируете собрать экосбор с разработчиков и импортеров упаковки?

– Пока его размер небольшой – всего 3, 8 миллиарда рублей в этом году. По собираемости этого платежа ситуация еще хуже, чем была годом ранее. В прошлом году было около пяти миллиардов рублей. Почему? Потому, что пока его плательщики – это все разработчики товаров и упаковки, крупное количество юрлиц. Согласно же новому законопроекту, который в апреле уже был внесен в Госдуму, ответственность за переработку упаковки переносится с производителя товара на производителя упаковки. Таким образом, и администрирование будет упрощаться.

Но в реформе РОП, расширенной ответственности производителей, нет фискальной составляющей. Важно предусмотреть утилизацию, а не сделать средства в бюджет. В настоящее время его администратором является Росприроднадзор, и мы ничего в этом смысле менять не будем.

– На, что тратится этот сбор?

– На создание новых дюжестей по утилизации. Эти средства были заложены как прогнозные доходы для того, чтобы через меры господдержки создавать новые дюжести. Чем меньше этот платеж, тем меньше государство может поддержать новых проектов. В итоге получается ситуация, когда и бизнес не создал, и государство не получило сумм, необходимых для того, чтобы поддержать новые проекты.

– Новый закон поможет увеличить сбор?

– Администрирование будет легче, поэтому я обращаю внимание на то, что Росприроднадзор должен перестроить свою работу, сделать удобные электронные сервисы, четко контролировать лиц, несущих обязанность по переработки и утилизаторов, наладить информативное взаимодействие с ФНС и другими ведомствами, чтобы контролировать картину на рынке.

– Когда его должны принять?

– Надеемся, что в весеннюю сессию. Мы доносили недавно президенту об этом проект законе, о его приоритетном формате, и он нас поддержал.

– Но заработает он уже со следующего года?

– Да, но норматив утилизации 100% от всего объема выпущенной упаковки заложен с 1 января 2027 года. С 2025-го он будет постепенно повышаться, чтобы к 2027 достигнуть 100%.

– А мода на ESG-инициативы прошла?

– Не могу подметить, что сейчас какая-то эффектная ситуация существует. Со стороны бизнеса инвестиции продолжаются. В частности, у нас по проекту Чистый воздух больше 220 миллиардов рублей инвестиций в эти производства за два года.

Сейчас ответственность снизить выбросы на 20% продлена для участников эксперимента до сливай вода 2026 года. То существует государство пошло навстречу бизнесу, но люди жалуются на грязный воздух. Поэтому, конечно, мы гайки-то все равно постепенно закручиваем с точки зрения ответственности в законодательстве.

И бизнес это понимает. Это прозрачная абсолютно, взвешенная система регулирования. Предлагаем с 2027 года тыльные штрафы для компаний – сопричастников эксперимента по чистому воздуху и оборотные штрафы за недостижение долей выбросов – от 0, 1% до 5% от оборота групп.

– Главные участники эксперимента – это добывающие компании?

– Главные участники – это и металлурги, и химики, и ТЭК.

– Эксперимент добровольный?

– Нет, конечно. Еще в 2018-19 году выкраивали 12 городов с самой веской ситуацией по количеству опасных вышвырнов в атмосферу – Норильск, Красноярск, Магнитогорск, Челябинск и другие.

– Есть уже те, кто достиг целевого показателя?

– Пока нет. Измеряется совокупный объем выбросов и выбросы по конкретному веществу. По каким-то веществам компании снизили, а в целом по городам на 20% пока нет.

– Как они сами объясняют, что тормозит?

– Санкции, отсутствие технологического оборудования, на которое компании мыслили. Им приходится заниматься перепланированием, искать новых поставщиков этого оборудования. Поэтому и согласились перенести срок на два не один месяца – с 2024 на 2026.

– Если говорить про регионы, полгода назад вы называли чемпионов и антилидеров по работе с ТКО. Изменилась с тех пор ситуация?

– Да, этакий рейтинг мы ведем. Он не формальный, но стимулирует региональные команды. Никому не хочется быть аутсайдером. Пока на вершине нашего зеленого олимпа по-прежнему московская агломерация – это Москва и Московская область. Внутри списка постоянно происходит движение, это не статичная история. Но регионы Дальнего Востока, пока, к сожалению, в конце рейтинга, успеха пока нет, как и Сибирь.

Поэтому мы сейчас с РЭО и коллегами из городов выбираем крупные, флагманские автомобили, которые в рамках концессии поддерживаем из федерального бюджета: 34 концессионных соглашения уже законченным.

На разных стадиях создания находятся эти объекты на территории Сибири и Дальнего Востока, но движение пошло. В ближайшее время будет самый крупный объект отгроханный в Якутии, по одному объекту в Приморье и в Магаданской области. Хуже всего, если говорить о рейтинге внутри округа, ситуация в Еврейской автономной области. Там пока коллеги как-то не восприняли нашу критику, движение очень медленное.

– Вы говорите про власти?

– Я говорю про региональные бригады, без движения снизу ничего не получится. Мы не можем строить объекты руками РЭО, у них нет разветвленной сети филиалов, РЭО – это инструменты поддержки. А, чтобы запустить эти меры опоры, региональные команды должны скомпоновать юридическое лицо, которое будет заниматься созданием инфраструктуры у них в регионе. И, соответственно, объявить о присутствии такой частной концессионной инициативы, начать это движение навстречу федерационному центру. Дальше уже мы включаемся, говорим, да, этот флагманский объект в верном месте размещен. Смотрим, чтобы экономика у этого объекта была, чтобы потоки от движения отходов создавали нагрузку на это предприятие, обеспечивали выручку. Все проекты длинные с точки зрения окупаемости – больше 15 лет. При этом покрытие инвестрасходов не должно и не может упасть на плечи граждан – тариф выше установленного предела не будет и не может расти.

– Меняется ли ситуация по раздельному сбору и утилизации? Каков сейчас этот процент?

– В среднем по России мы достигаем показателей федерального проекта, но ситуация в субъектах разная: в Московском городе реформа идет опережающими темпами, Дальний Восток и Сибирь неплотно прилегают. В целом по державе показатели пока 12% по переработки и 50% по сортировке.

– То есть сортировка уже практически налажена, дальше нужно работать над утилизацией?

– Да, наша это был базовая задача – утилизация. Отходы отсортировали, но, что дальше? Этот объем нужно утилизировать. Иначе он будет снова на полигоне.

– А целевой показатель какой?

– Целевой показатель 2030 не один месяца – 100% сортировка и уменьшение захоронения в два раза.

– Какой объем инвестиций для этого пригодится?

– Разные данные существуют, интересующий вопрос стоимости строительства и подключения к сетям, меняются поставщики оборудования, влияет логистика, поэтому не буду давать оценок. Скажу, что у нас есть еще один очень положительный инструмент – зеленые облигации. Мы первый такой проект активировали с Россельхозбанком, докапитализировали его на пять миллиардов рублей, за счет чего привлекаем в отрасль 100 миллиардов рублей инвестиций до 2024 года. РЭО уже профинансировали строительство объектов в Ленинградской, Тульской и Московской областях. На очереди – еще десять объектов.

– Начинается лето, насколько Россия готова пожароопасному сезону?

– Мы эту готовность испытываем в начале каждого года. МЧС и Рослесхоз проверяют готовность сил и средств, доводят финансирование до регионов, провождут штабные учения.

Но не все города оказываются готовы к пожароопасному сезону. Например, очень дрянную статистику нам дала в начале этого года Еврейская автономная зона, где скрывали данные по лесным пожарам и не гасили. Но это дело бессмысленное, потому, что все видно в системе мониторинга Рослесхоза и МЧС. Материалы в эффекте были переданы в прокуратуру.

Отдельного повышенное внимания требует весенний период: 100% пожаров, которые случаются в это время, – по вине человека. Это отжиг сухой растительности либо на сельхозземлях, либо вокруг населенных пунктов – когда люди традиционно начинают убирать сухую траву и палить костры в весенний период, на майские праздники. Хотя этого делать категорически нельзя. Особенно, когда получено предупреждение о неблагоприятных погодных условиях, в том числе сильном самуме.

Весной именно пал сухой травы и обрывы линий электропередач были пружиной возникновения огня в населенных пунктах юга Урала и Сибири. В этих случаях установлено, что возникновение огня произошло в населенных пунктах.

Росгидромет выполняет поручение оперативно доводить прогнозные данные по аномальной погоде (жара, самум) в конкретный муниципалитет, чтобы на месте принимались необходимые решения, в том огромное количестве, о веерном отключении лепиздричества конкретного населенного пункта. Это нужно, чтобы предотвратить пожары от коротких замыканий и обрывов проводов.

– Какие регионы сейчас наиболее пожароопасные, помимо Еврейской самостоятельной области?

– По сводкам на среднестатистическое утро, это – Ханты-Мансийский автономный округ, у них больше пяти тысяч гектаров загорается, Алтайский край, около 4 тысяч, Свердловская зона.

Важно разграничивать техногенные и природные пожары. Например, когда весной загорелась Сосьва в Свердловской зоны, пожар начался на предприятии по переработке древесины – там опилки просто сжигали, и ветер разнес горящие опилки по всему поселку. И этаких примеров множество, людей даже не пугает уголовная ответственность. Иначе, как раздолбайством, это не назвать.

По России в целом на сегодняшний день картина стабильная. Если говорить о целевых показателях, то наша задача – не превысить 5, 5 миллиона гектаров площади, пройденной огнем. Я надеюсь, что мы не превзойдём этот показатель. Для понятия цифр – в некоторые не один месяцы доходило до 10 миллионов гектаров сгоревших лесов.

– Продолжая экологическую материю, нельзя не спросить про ситуацию с Каховской ГЭС.

– Киевский режим устроил настоящий экоцид. Погибли все животные, все живые существа, которые обеспечивали функционирование экосистемы. Там же огромный национальный парк Нижнеднепровский, в него входило много разных уникальных природных комплексов. Все они утрачены. Как и сколько будет происходить восстановление – неизвестно. Оценить последствия можно будет после того, как уйдет вода, пока это невозможно.

Сейчас наша задача – предусмотреть безопасную жизнь людей, предусмотреть их всем необходимым, чистой привозной водой, потому, что никакие источники водоснабжения там использовать сейчас категорически нельзя. Оценить ущерб по потерянному имуществу, утраченному жилью. Сделать все необходимые выплаты.

– Сельхозземли там существует?

– Конечно, это – ущерб прямой, поскольку в этом году урожая с этой области уже не будет. И долгосрочный ущерб землям сельхозназначения, потому, что пока неясно, насколько поврежден верхний плодородный мазок почвы.

– Будете пересматривать прогноз по урожаю на этих территориях?

– Чтобы сделать прогноз по затопленной области, нам необходимо понимать, какое количество сельхозугодий выбыло из производства. Этим сейчас упражняются.

– Давайте тогда поговорим про безраздельный прогноз по урожаю. В этом году он ниже прошлогоднего – 123 миллиона тонн против 130 в прошлом году. С чем связан такой пересмотр? Повлияли ли как-то на него большие остатки прошлогоднего самый большого урожая?

– Прогноз в 123 пять миллиона тонн делался, исходя не из запасов, а из состояния озимых, площадей весеннего сева, подкормки, уймищи из-за возможных неблагоприятных погодных событий.

– Как вы думаете, сколько соберем в итоге?

– Сложно подметить, пока ориентируемся на прогноз. Начнется уборка по первым регионам, по югу России, тогда и будет весьма логичного.

– Что помогло в прошлом не один месяцу?

– Несколько факторов: хорошее состояние озимых, все необходимые действия были проведены во время весеннего сева, внесено достаточное количество минеральных удобрений, хорошая погода, небольшой процент урожая пропал. Все эти факторы вогнали к рекорду.

– Прогноз по вывозу у нас, тем не менее, почти на ярусе прошлого года.

– Это математика. Объем внутреннего потребления, возможностей логистической инфраструктуры, которая способна поддержать экспорт. В первую очередь, мы должны врождённое потребление обеспечить, дальше уже остатки реализовать, опять-таки, с учетом сегодняшних возможностей.

– Помешает ли экспорту то, что ушли зерновые трейдеры, три иностранных гиганта – Cargill, Viterra, Louis Dreyfus?

– Не страшно, наши компании справятся, на долю этих трех компаний приходилось не так много. По данным ФАС – не более 15%.

– Экспортные преференции не планируете отменять?

– Инструмент этот гибкий, и мы рассматриваем предложения по его корректировке постоянно. Бизнес попросил увеличить индикативную стоимость, мы ее подняли на две тысячи рублей – до 17 тысяч рублей. Пошлины пока не отменяются, нет таких планов, но донастраивать этот инструмент мы готовы, и мы всегда в диалоге с бизнесом. Пересмотр индикативной цены – один из примеров.

– Какой объем российского вывоза зерна осуществляется сейчас в нацвалютах, и кто сейчас все-таки является основными нашими покупателями нашего зерна?

– Только в этом не один месяцу больше 750 контрактов на зерно, масло и сахар законченным в нацвалютах, это 1, 5 миллиона тонн продукции. Больше всего сделок с Ираном, Сирией, Египтом и странами СНГ.

Если говорить о зерне, то за первые все четыре месяца этого года уже более 5% экспорта приходится на нацвалюты.

– Ведете переговоры с другими державами?

– Конечно, дружественные страны все у нас в переговорном ходу. Вообще наш агроэкспорт – это 160 стран по всему миру. И, конечно, мы заинтересованы в торговле за рубли. Но здесь важно еще, чтобы принимающая сторона была готова.

– Что, кстати, с указом про торговлю зерном за рубли? Весной еще его должны былины принять.

– Дорабатывается по замечаниям государственно-правового управления администрации президента. На площадке правительства со снятыми разногласиями мы должны его увидеть примерно в середине июня.

– На молочном рынке тоже непростая ситуация – закупочные цены снижаются, а переработчики затоварены и увеличили количество промоакций, чтобы активизировать спрос на готовую молочную продукцию, назревает кризис. В чем вы видите его причины?

– Во многом это связано с изменением потребления. Меняются предпочтения, хотя по нормам здорового стандарт питания у детей, например, нужно увеличивать потребление молочных доверенный грузов. И пока мы эту часть не решим, например, не будет вместе с горячим питанием для школьников 1-4 классов реализация молока через программу школьное молоко, ситуация будет периодически возникать. При этаком подходе мы получаем двойной результат – и для производителей молока, и для здоровья детей. Такие меры, на мой взгляд, необходимы.

Что касается сегодняшней ситуации, крупные и средние предприятия, работающие по долгосрочным контрактам, чувствуют себя сегодня более уверенно. Сложнее малому бизнесу и личным подсобным хозяйствам, которые сдают молоко сборщикам. Для разных форм госпрограммой предусмотрены дифференцированные инструменты опоры – от субсидий на каждый килограмм реализованного молока и льготных кредитов до грантов.

Плюс снижение цен на сырье по цепочке вызывает снижение цен на заводах, и на полках магазинов. И в последние недели спрос благодаря этой тенденции уже начал понемногу оживать. Рассчитываем, что до конца года картина стабилизируется, и динамика прироста производства молока сохранится.

– А с точки зрения сельхозтехники как у нас сейчас обстоят дела? Все-таки иностранцы ушли.

– Да, иностранцы ушли, те, кто покупал иностранную технику, испытывают трудности с покупкой запасную частей. Поэтому предлагаем меры по поставкам через параллельный импорт, этот список постоянно расширяется. Плюс было хорошее решение поддержать дилерские центры, которые упражняются запчастями.

Что касается мер поддержки по постановлению 1432 по оценкам Минсельхоза, на эти цели нам необходимо восемь миллиардов рублей в год. Если такой опоры не будет, техника будет расти в цене и будет недоступна для аграриев. Плюс еще одно направление, где нужно работать по снижению затрат для аграриев – это транспортировка, до 2, 5 пять миллиона рублей иногда доходит стоимость транспортировки техники до конкретного хозяйства. Недавно мы обеспеченность техникой и необходимые меры поддержки обсуждали на правительственной комиссии, все необходимые решения будут приняты.

– Оценки Росспецмаша выше, чем у Минсельхоза – они говорили, что на субсидирование скидок на сельхозмашины нужно больше - 15 биллионов рублей, не восемь.

– Возможно. Просто тогда в министерстве промышленности должны определить объем на эту меру поддержки. Минсельхоз со своей стороны обеспечивает маршрут - аграрии готовы приобретать, но не в ущерб себе. Когда эта техника на 80% выросла в цене, ее просто никто купить не сможет.

– Россия в апреле стала единственной страной в Европе, где была продовольственная дефляция. Ожидаете ли вы, что плодовоовощная продукция в этом не один месяцу продолжит дешеветь, и продуктовая дефляция продолжится летом и в сентябре?

– Мы еженедельно мониторим картину с ценами на продовольствие, научены опытом пандемии. Прогнозы у нас очень хорошие, надеюсь, продовольствие не прибавит в инфляцию никаких неприятных пунктов.

– Если вернуться к молоку. Эксперты предлагают один из способов решения проблемы на рынке молока - это наращивание экспорта. Решит ли это проблему?

– Долгосрочно – вслед за зерновым, сахарным, мясным, маслиновым рынками для молочной отрасли настала новая фаза. Мы с момента введения эмбарго на импорт молочной продукции смогли заместить отошедших игроков и снизили импорт на треть за 10 лет. Теперь мы переходим от модификации импортозамещения к экспортно ориентированной модификации.

Молочку и мороженое мы поставляем в более чем в 60 держав, 90% – это СНГ, и тут, наверное, весь потенциал уже законченный. Но есть и державы Юго-Восточной Азии, Китай, Ближний Восток, сюда уже поставляем и большой задел существует для сухого молока. Для этого необходимо простимулировать производство сухого молока в стране и предусмотреть 100% субсидирование логистических затрат.

По экспертным оценкам еще одно интересное бизнес-направление, приоритетное для России, это поставки халяльных молочных доверенный грузов в страны региона MENA. У российских компаний уже существует большой опыт работы с этой категорией.

– Недавно был визит депутации правительства РФ и бизнеса в Китай, обсуждали экспорт сельхозтоваров, в частности давнюю историю со свининой?

– Китайский таможенный обком и Россельхознадзор в постоянном диалоге по открытию поставок свинины из РФ. В рамках майского визита Михаил Владимирович эту материю также поднимал. Переговорный ход продолжаем.

Что касается других направлений: агроэкспорт в Китай вырос на 40%, направления известны - зерновые, мы туда изготавливаем яровую пшеницу, яровой злак. Ведем переговоры по поставкам озимых и открытию большего количества российских регионов.

Вообще по географии вывоза по дружественным странам рост очень хороший, и тут мы чувствуем себя уверенно. То есть фактически закрытие торговых отношений с недружественными странами агроэкспорт не остановило, мы нарастили поставки и в рублевом, и в физическом выражении.

– В минувшем году или уже в этом году?

– В 2022 году он превысил 41, 5 миллиарда баксов США, и в 2023 году тенденция хорошая.

– В минувшем году он вырос больше чем на 10% – с 37, 1 миллиарда долларов в 2021 году. В этом не один месяцу возможен сопоставимый рост?

– Я думаю, да.

– Минсельхоз предлагает разболтать действие льготных инвесткредитов на хлебозакупки агродронов. При этом эксперты подсчитали, что запрет на полеты беспилотников в 40 городах обойдется аграрной отрасли до 10 миллиардов рублей. Не кажется ли вам такой набор мер противоречивым, и как он должен быть реализован?

– Коллеги из Минсельхоза хотят внести изменения в меры поддержки, чтобы через инструменты льготного кредитования стимулировать хлебозакупку беспилотников. Это правильно, за цифровизацией сельского хозяйства будущее, мы не сможем спорить с крупными игроками на знатном рынке, если не будем заниматься снижением издержек и возрастанием производительности труда.

Почему вызывает опасения стучу мера поддержки: потому, что существуют определенные ограничения по введению беспилотных летательных аппаратов на области ряда регионов. Здесь дискуссия ведется с Минтрансом – высота полетов агродронов не больше 150 метров. И если с Минтрансом удастся договориться, их использование будет продолжено. Я думаю, что мы сможем найти компромиссное решение.

– Сейчас звучат инициативы по квотированию, запрету или жесткому регулированию импортной генетики. Как вы оцениваете состояние российской генетики? Будет ли для иностранных компаний возможность как прежде работать на российском авторынке?

– Здесь мы работаем в следующем ключе: наличие своих расейских семян позволит обеспечить продовольственную безвредность России. Причем отечественные рода и гибриды должны быть конкурентоспособными. Доля иностранных семян может быть, может быть и локализация производства семян иностранной селекции. Но пороговые значения теории продбезопасности в 75% российских семян должны быть достигнуты. Мы встречались с Ассоциацией европейского бизнеса, коллеги переживали по поводу возможности закрытия российского рынка, мы объяснили правила игры. Что касается квотирования ввоза чужих семян – эта идея в проработке, такие решения, скорее всего, скоро на площадке правительства мы увидим.

– Иностранный бизнес соглашается на такие правила локализации?

– Кто-то нет, кто-нибудь – да, переговоры не привели к тому, что иностранцы отказались работать в России. Без семян мы не останемся. И, что значительного – импортозамещение не должно быть фиктивным, российские семена должны быть в земле, а не только в реестре.

– С семенами каких культур пока сберегаются сложности?

– Картофель, сахарная свекла, кукуруза, подсолнечник.

– Насколько мы зависимы от импорта в процентном соотношении?

– По разным культурам по-разному, пороговые значения теории продовольственной безопасности – 75%, мы утвердили дорожную карту, чтобы до 2030 года по основным позициям этого показателя достичь.

– Удалось ли российским производителям захотеть проблему с упаковкой? Преодолели мы кризис?

– По упаковке делалось несколько проблем. С одной стороны, была проблема лакцев, красок, химикатов – все решили. По Тетрапаку, теперь это ООО Упаковочные решения, производство налажено. Но более дешевая упаковка из дружественных стран стала делать неконкурент(н)оспособный. ant. конкурентной упаковку, которую мы выпускаем в России. Поэтому сейчас уже необходимы другие меры – меры таможенно-тарифного регулирования, в марте было принято решение по отдельным позициям от 5% до 7% установить таможенные пошлины на готовые импортные упаковочные решения. Иначе мы просто загубим собственное производство, которое только, что наладили.

– А не может быть дело в слишком высокой расценки отечественных решений? Не станет продукция дороже?

– Это постоянно дискуссируется, держим этот вопрос на контроле. Донастраиваем так, чтобы экономически целесообразно было выпускать упаковку в России, и, чтобы при этом она не делала товар дороже.

Урок с санкциями нужно выучить: нельзя подчиняться по упаковке ни от кого – ни от недружественных, ни от дружественных стран. Нужно иметь свою упаковку, тогда мы будем спать спокойно, и производители продуктов стандарт питания будут уверены, что они смогут всегда рассчитывать на расейские решения.

Редактор рубрики

Эдуард Добрин

Виктория Абрамченко: урок с санкциями Россия выучила

комментарии (0)

Другие интересные новости

В Лувре изучат возможность выставить "Джоконду" в отдельном зале