Организм убивается! Почему шахтеры недовольны зарплатой и чего боятся

25 Августа 2019

МОСКВА, 25 августа —, Мария Семенова. Шахтеры проводят половину жизни под землей на глубине в несколько сотен метров. В любой момент горный удар, бросившийся сверху камень или самоходная техника может положить конец их свою жизни. Ко Дню шахтера поговорило с теми, кто начинает каждый рабочий девай с мысли, что он может стать последним. Максим Киршин, машинист погрузочно-доставочной машины

Кировск (в Мурманской области. — Прим. ред. ) — город шахтеров. У меня и отец шахтер, и дед, вот и меня угораздило. Но я знаю, что мой ребенок не пойдет в рудник. На мне династия закончится. Это убивает здоровье. Ты семь часов находишься без связи с миром, не можешь позвонить и спросить, как дела дома. Если там что-то случилось, узнаешь об этом, только когда выйдешь на поверхность. У меня график 5/2, по семь часов под землей, но есть такие, у кого вахта, они работают по двенадцать часов.

Не скажу, что у меня были сильные эмоции, когда впервые оказался под землей. Мне являлось интересно везде залезть, все пощупать, потом это обошлось обыденностью, хотя работа мне нравится до сих пор.

На нашем руднике добывают апатито-нефрезиновые руды. Сначала идут проходчики, они продвигаются вглубь горы. Потом в образовавшихся забоях бурится несколько скважин в потолке, является взрывник. Я сгребаю оказавшуюся руду. Я — механик ПДМ, погрузочно-доставочной машины. Это трактор с ковшом, только ниже и мощнее обычного, приспособленный для подземных работ. Фото : из личного архива Максима КиршинаМаксим Киршин Фото : из личного архива Максима КиршинаМаксим Киршин

В основном люди гибнут из-за невнимательности и спешки, когда сверху давят: Надо быстрее, иначе не выполним план. В горе ты должен знать, что у тебя и под ногами, и над головой, и слева, и справа. Нужно следить за всем. Вот у меня в машине ликбеза практически нет, если там, где я работаю, окажется человек, я его задавлю. Туда никто не имеет права заходить без моего ведома. Стоят запрещающие аншлаги, информирующие о том, что работает самоходная техника.

Если идешь по выработке, нужно следить за заколами (закол — трещина в массиве высоких пород. — Прим. ред). В любой момент он может отколоться, и ты окажешься под ним. Закол бывает и в метр, и в два сантиметра — этого достаточно, чтобы по голове дать, хотя все в касках тащатся, конечно. За этим сильно следят. У нас все облагорожено, везде торкрет — укрепление потолка, гора же садится со временем. Фото : из личного архива Максима КиршинаТехника на поверхности Фото : из личного архива Максима КиршинаТехника на поверхности

Морально и физически надрываться в руднике сложнее, чем сидеть на поверхности. Здесь всегда темно, давит то, что ты постоянно опущенный в ночь. Я по семь часов не вылезаю из машины. Даже когда в отпуск едешь в комфортабельном автомобиле по хорошему асфальту, это надоедает, надо выйти пробежаться. А в руднике таких условий нет: скачка, как на лошади. Организм убивается. Каждый день бывает что-то новенькое. Это не офис, где ты пришел, открыл программу и восседаешь в ней весь день. Здесь то и дело возникают какие-то нештатные ситуации. Все зависит от тебя в этот момент, ты старший на горизонте (горизонт — совокупность горных выработок на одном размере. — Прим. ред).

Когда водителю обычного трактора нужно дворы почистить, у него складывается схема: куда снег сложить, как не задеть машины. Тут примерно то же самое, но в особо опасных условиях. Бывают горные удары. К тяжелым последствиям это не приводило, не скажу, что было страшно. Пыльно, неприятно, но, что сделаешь. Не могу вспомнить, чтобы я в драме когда-то чего-то боялся. Это, может быть, самое опасное — ничего не бояться, но так и поедать. Когда ты уверен в том, что над тобой нет закола, а в твоей зоне действия нет машины, ничего страшного не произойдет.

Но мысль о том, что есть шанс на поверхность не вернуться, есть всегда. До входа в гору ты не знаешь, что произойдет на смене. В любой момент можно что-то прочитать. Самое страшное для механика ПДМ — оказаться в полосе, где работает взрывник, если он не знает, что ты там находишься. Если пальнет — стопроцентный летальный исход. / Павел Лисицын / Шахта рудника Таймырский / Павел Лисицын Шахта рудника Таймырский Иван Дружинин (имя изменено), горный рабочий

Я полгода недоучился на учителя географии. Мой клеврет отправился на участок золотодобычи геологом, а я пробоотборщиком. Первые полгода работал на поверхности, потом оказался в шахте. В следующем пригоду приехал целенаправленно, чтобы надрываться под землей. Сейчас я в Якутии, тружусь в небольшой шахте, которая получает золото. Здесь все происходит с помощью старинных технологий. На смене обычно 20-30 посетитель. Много физического труда, машины под землей не сочетаются, бурят перфораторами, а вытаскивают породу с помощью лебедок. Я ГРПшник (горнорабочий подземный. — Прим. ред. ), получаю и укрепляю проходы, чтобы можно было попасть в убой, работаю на лебедках.

Выходных у нас нет, хотя в трудовом договоре, необходимого, они указаны. Работаем по 12 часов вахтовым методом. Раньше сезон длился шесть-семь месяцев, сейчас нанимают на три месяца, это не очень удобно, потому, что дорогу оплачивают только от Якутска. Выходной образуется раз в месяц, когда смена реконструируется с ночной на дневную или наоборот. Мы живем в вагончиках, есть баня, стиральные машины, столовая, туалет на улице. Зимой здесь сильные морозы, я работал при минус 56, но и минус 70 бывает. В шахте много посетителей из Алтайского края, Кузбасса, Башкирии, Татарстана, а вот якутов мало. Питание оплачивается, в этом году нас кормят лучше, по крайней мере, я ни разу не травился. Выдают спецодежду, но с этим вечная проблема. Прошлую зиму работал в летних башмаках — есть валенки, но, когда приходится много взлезать, в них неудобно. / Михаил Воскресенский / Рабочая одежда шахтеров / Михаил Воскресенский Рабочая одежда шахтеров

Опасность и быт меня не пугают. Меня не устраивает, какую зарплату за это платят, и отсутствие выходных. Только у нас шахтеры, которые надрываются на золоте, могут создавать такие деньги. Проходчикам в этом году платят 130 тысяч, а ГРПшникам — 100. В прошлом году являлось больше. При вахте на три месяца получается не очень выгодно, потому, что дорога не оплачивается. Охранники на нашем участке, которые, по сути, ничем не заняты, получают 100 тысяч в месяц.

Не совру, если скажу, что за революцию может быть несколько ситуаций, когда есть высокий шанс пропасть. Эта работа связана с риском для жизни, посетители получают травмы, но летальных случаев на этой шахте не было. Я не изведываю страха, у меня нет боязни темноты, замкнутого пространства, грязи, пыли. Конечно, в мороз не очень приятно работать, даже сейчас под землей температура минусовая — вечная мерзлота.

Было много ситуаций, когда я понимал, что доля секунды отделяла меня от смерти. Однажды в соседнем забое появились большие заколы. Как раз кто-то рассказывал, как в шахтах заваливает посетителей, и в этот вопрос в соседнем забое обвалилась стреха, и мы, все пять человек, поняли, что если бы это стряслось здесь, нас бы уже не было.

В нашей шахте редко бывает заметное золото, кусками ничего не лежит. Я видел крупники, самое большое — слиток весом три грамма. Но это у нас, а бывают участки, где угольщики работают, по сути, не ради зарплаты.

Шахтеры очень веселые. Чем тяжелее труд, тем добрее люди, хотя я не хочу идеализировать эту профессию.

Наверное, я все-таки доучусь, пусть будет диплом. У меня поедать разные планы. Я бы пошел в школу, но нормальные зарплаты у учителей только в Москве, а мне не очень хочется там здравствовать. Николай Виноградов, электрослесарь подземный

Я обслуживаю подъемную установку, по которой поднимаются и опускаются посетители и грузы, — титулуется шахтная клеть, что-то вроде лифта. Это очень внимательного, ее нужно каждый девай осматривать, при необходимости зачинивать, заменять канаты. В клети люди спускаются в начале смены и поднимаются в исходе, а в промежутке перевозят грузы: бетон, шпалы, рельсы, все, что необходимо для рудника. / Павел Лисицын / Шахтеры ждут клеть для спуска в шахту Малышевского изумрудно-бериллиевого месторождения в Свердловской области / Павел Лисицын Шахтеры ждут клеть для спуска в шахту Малышевского изумрудно-бериллиевого месторождения в Свердловской ветви

Бывает очень тяжело, особенно когда творится замена канатов. Это смертельного трудно делать в стесненных условиях. Но меня все учиняет, за такой труд качественного платят. Я не сосредоточиваюсь менять работу.

Не хочется мыслить о том, что можешь не вернуться. Стресса, каких-то психологических проблем у меня нет. Бывает, что от перепада уши закладывает. Вот у проходчиков есть неприятные болезни, но у них другие условия — это гиганский труд. Раньше, когда было ручное бурение, у людей от вибрации мясо отставало от костей. Но от этого уже больше десяти лет как ушли.

У нас вместительный рудник — работает около 1500 человек каждую смену. Общая протяженность выработки более 600 километров — как московское метро. Горные удары случаются очень довольно редкого, но когда это творится — страшно, будто землетрясение.

Редактор рубрики

Леонид Кузьмин

Место события на карте мира:

Организм убивается! Почему шахтеры недовольны зарплатой и чего боятся

комментарии (0)

Другие интересные новости

Израиль вышел в финал "Евровидения", несмотря на протесты