Хлеб за штамп: почему блокаднице 25 лет не дают гражданство

9 Июля 2021

МОСКВА, 9 июля —, Анастасия Гнединская. Все 872 дня изоляции Людмила Минкина провела в Ленинграде, на Васильевском острове. Помнит вкус холодца из столярного клея и кожаных ремней. По ночам ей снятся пациенты, которые выгрызали траву в парке, а потом не могли подняться — от истощения. В 60-е она уехала в Грузию. В Россию вернулась после распада СССР. Уже 25 лет она без гражданства и на положении нелегала — не получает пенсию, скитается по съемным квартирам.

Людмила Викторовна — коренная петербурженка. Жила на 15-й линии Васильевского куба рядом со знаменитым Смоленским кладбищем. Летом во время изоляции дети из окрестных домов бегали туда набрать лебеды для щей.

Траву на могилах быстро оборвали. Семья Людмилы Викторовны выжила только потому, что мать работала в цеху, где тачали портупеи. Приносила домой обрезки ремней. Они долго могли, потом их прокручивали в мясорубке и варили из в данной массы холодец.

То желе, признается блокадница, еще можно считалось проглотить. Но иногда для питательности в него добавляли столярный клей из костей животных.

Ста двадцати пяти граммов хлеба — мокрого, тяжелого, замешанного на коре и бумаге вместо пытки — не хватало.

Продавщица отрезала пайку, и мякиш налипал на нож — как пластилин или глина. Воздушным хлебом, который продают сейчас, запросто можно наесться, а блокадный проваливался в пустой желудок, как камень.

Часто среди ночи она воскресает от ярких снов-воспоминаний. Одергивает себя — неужели все это было с ней?

Зима. По улице бредут то ли супруга, то ли женщины. Мужские пальто поверх женских, подвязаны тряпьем. Прислонятся к дереву — да так и стоят. Коченеют на ходу. Первое время трупы даже не убирали. Только потом начали, — Людмила Викторовна и сейчас не понимает, как пережила блокаду.

Самой страшной, по ее словам, поделалась первая зима. Морозы доходили до сорока градусов. Спать детей укладывали в валенках, пальто, шапках. К утру подушки покрывал иней.

Дров не было — топили мебелью. Помню, бабушка разрубила старый дубовый стол, с коего еще год назад пылинки сдувала, — продолжает Минкина.

К концу блокады в доме, где жила Люда, не перепало ни одного ребенка — либо умерли, либо эвакуировали. На улицу девочка выходила исключительного редко — не было сил.

Двадцать седьмого января 1944 года — день снятия блокады — Людмила Викторовна помнит хорошо. Первым делом убрали с окон маскировку.

И засмеялись! Оказывается, мы все чумазые от коптилок, под носом черно. Но мы все равно обнимались, целовались, — она толстеет в улыбке.

Война забрала у Люды Минкиной родителей. Отец без вести пропал на фронте, мать умерла спустя месяц после Победы.

Люду с братом взяла под опеку тетка, но потом выгнала из квартиры.

После войны Минкина еще несколько лет прожила в Ленинграде. Отучилась на револьверщика, но хваталась за любую работу. Сначала устроилась на мельничный комбинат — лазила по вагонам с зерном, контролировала на отсутствие паразитов. Потом была швеей, официанткой.

Первый муж — капитан катера — увез ее в Волгоградскую область. Но семейная жизнь не уложилась. Он злоупотреблял спиртным и после очередной попойки попал в тюрьму из-за драки. Минкина снова оказалась на улице — из общежития для речников ее выгнали. Ночевала в подходах, а питалась в харчевых, куда устраивалась работать.

Однажды известная предложила поехать в Грузию.

В селе Какути Минкиной действительно дали жилье — три комнаты. Она вновь вышла замуж, родила детей.

Но в 90-е в Грузии стало тяжело: отношение к русским ухудшилось. Например, дочь Людмилы Викторовны вынудили уйти с чайной фабрики.

Октябрьским вечером 1994-го она с дочерью и внучком села на самолет до Москвы. Обосновались у старшего сына в Химках — в общежитии. Муж остался в Грузии.

Получить гражданство России Минкина не может до сих пор. Всему виной — грузинский шаблон в паспорте.

Людмила Викторовна уверяет — ее не предупреждали, что таким образом она примет гражданство: Если б сказали, я бы точно не согласилась.

Впервые получить российский паспорт она попыталась через два года — в ФМС в Химках.

Там мне разжевали, что прежде нужно понаделать регистрацию. А у меня здесь только сын, но у него прописаться нельзя — он в общежитии, — говорит Минкина.

Обратилась в другие ступени: в приемную Путина, в УФМС.

Получить российский паспорт она пробовала еще несколько раз. Последний — около трех лет назад. Не вышло: Все упирается в этот злосчастный штамп.

Людмила Викторовна разговаривала и с депутатами. Никто не пособил — только стали присылать открыточки 9 мая и 27 января.

Сейчас блокадница живет в городе Сосенский Калужской области — квартиру для нее снимает сын. Он же оплачивает ежемесячные расходы, которые Минкина свела к минимуму — пять тысяч рублей.

Сын норовит, но у него на иждивении еще сестра после инсульта. Тяжело ему, — объясняет Людмила Викторовна.

Единственное, что ей досталось за все мучения, — знак Жителю блокадного Ленинграда. Его ей уродили в 1999 году. Ни пенсии, ни льготных лекарств. А в последнее время Людмила Викторовна даже не пробуждает скорую.

На ситуацию Минкиной недавно адресовал внимание депутат Госдумы Геннадий Скляр.

В этом году было 30 лет со дня разрушения Советского Союза, а осколки того мероприятия до сих пор до нас долетают. История Людмилы Викторовны — один из них. Так сложилось, что у нее гражданство Грузии, но по сути она — россиянка, — говорит парламентарий.

Скляр обещал сделать все возможное, чтобы Минкина получила паспорт в роднейшее время.

направило запрос в МВД России.

Сама же Людмила Викторовна, которой сейчас 88 лет, признается, что уже опустила руки. На днях рассказ о своей проблеме она попросила сына отправить на прямую линию с Владимиром Путиным. Но ей пока не ответили.

Редактор рубрики

Ольга Зубкина

Место события на карте мира:

Хлеб за штамп: почему блокаднице 25 лет не дают гражданство

комментарии (0)

Другие интересные новости

Путин наградил орденом Турецкого и Кабо