Пан или пропал: как спасают тех, кто в шаге от смерти

16 Октября 2020

МОСКВА, 16 октября —, Мария Марикян. Аварии, огнестрельные или ножевые ранения, инфаркты, инсульты: анестезиологи-реаниматологи первыми бросаются спасать людей, оказавшихся на грани жизни и смерти. Они дежурят в больницах, выезжают в спецбригадах скорой защиты, вылетают санавиацией в гиблые места, чаще всего не зная, чего ждать, поэтому морально готовятся ко всему. Одно неверное действие — и человека не станет. О том, как врачи умудряются работать в постоянном стрессе, — в материале ко Всемирному дню анестезиолога-реаниматолога.

Наша главная задача — стабилизировать преступленные жизненно важные функции. Только потом пациента переводят в то или иное профильное отделение, — рассказывает врач из Санкт-Петербурга Андрей Переведенцев.

Ему 39, анестезиологом-реаниматологом работает с 2005-го. Начинал в стационаре горбольницы, дежурил на верной. Потом устроился в больницу МЧС, в бригаде санитарной авиации летал по срочным вызовам. В те годы санавиация была не очень эффективной. В 2013-м мы узнали, что предприниматель и владелец габаритного вертолетного центра работает над проект для автоматом по созданию современной медицинской службы. Мы, врачи, решили подключиться. Собралась инструкция примерно из 20 человек. В 2018-м при поддержке государства проект трансформировался в Национальную службу санавиации. Был один вертолет, теперь — 19 в 14 регионах страны, от Санкт-Петербурга до Сахалина. Это, по сути, полноценный парк летающих палат реанимации, — продолжает Андрей. Его назначили главврачом службы в том же 2018-м.

В идеале нужно хотя бы 150 воздушных возвращение к жизней, способных добраться до самых труднодоступных населенных пунктов. Летающих анестезиологов-реаниматологов, добавляет собеседник, пока не так много в стране.

По России есть еще около 30 вертолетов, большинство в ведении МЧС. Но они не совсем соответствуют модному регламенту Минздрава по составу медоборудования, — обращает внимание Андрей. — У нас есть над чем работать. Для сравнения: в Лондоне, где живет десять миллионов рабочий, машина вылетает за год около полутора тысяч раз. У нас же в Санкт-Петербурге с населением около семи пять миллионов — всего 300.

Однако и нам есть чем гордиться. В 2018-м Переведенцев с коллегами произвели эксперимент: прямо во время полета останавливали внутреннее кровотечение лабораторским животным с помощью внутрисосудистого хирургического вмешательства. Людям такую сверхтехнологичную процедуру обычно делают только на земле и только в операционной.

Спасли этим методом уже двоих больных. Тяжелая травма в ДТП, продолжающееся внутреннее кровотечение в полость таза. Было всего полчаса, чтобы доставить рабочего в больницу, к доктору. Мы нашли другое постановление: через артерию на бедре завели специальный катетер, подвинтили его внутри сосуда куда нужно и остановили кровь. Вместо тридцати минут у нас проступило окно в полтора часа, — объясняет Андрей. — Раньше в России в штатской медицине никто за такое не брался.

Лишь по Санкт-Петербургу и Ленобласти санавиация вылетает по три-четыре раза в день, а реанимобиль делает около двенадцати выездов. Андрей признается: очень не хватает единой информационной системы — можно было бы еще быстрее реагировать на вызовы. За все время у Национальной службы не было ни одной смотреть в гробы в полете. Мы трудимся в тесном контакте с полицией, МЧС, больницами. Хотелось бы довести коммуникацию до автоматизма. Сейчас так: до места происшествия лететь пятеро минут, а мы на созвоны тратим пятнадцать.

Собеседник надбавляет: на врачей, добравшихся на вертолете, смотрят как на волшебников, которые не глядя ни на чтого всех вылечат. Но ситуации бывают разные, самое глубокомысленное — справиться с психологической погрузкой. Ведь медики не всегда знают, скольким людям синхронного понадобится помощь, к простой примеру, на месте ДТП: Приходится морально готовиться ко всему.

Алексей Павлов из Новосибирска работает анестезиологом-реаниматологом в спецбригаде Дзержинской подстанции верной. График — сутки через двое. Между сменами дежурит в санавиации.

К каждому больному нужен свой подход. Не все нас ждут с распростертыми объятиями. Звонит как-то поседелая женщина лет семидесяти, просит о помощи, еле твердит. Выехали, привели в чувство — у нее багасс был пониженный. Когда ей стало плохо, она еще и упала, сломала длань, — вспоминает Алексей. — В травмпункт отказывалась двигаться, не хотела оставлять в одиночестве супруга, который мучается заболеванием головного мозга, нуждается в уходе. И возникновения нас выпроваживать. Мы возвратились на подстанцию, после замены я взял товарища и мы со своей аптечкой на личном авто — снова к ней. Дед нас не запускал. Вызвали сотрудников МЧС — они выбили двери, мы вошли. Пенсионерка лежала на полу уже в коме — ошиблась дозой инсулина. К счастью, не опоздали: поставили на ноги.

По скорой частого около пятнадцати вызовов в подевай, на вертолетах — три. Добираются быстро, порой за несколько минут. У нас крупный город, надежная инфраструктура. Далеко не во всех регионах так оперативно успеваешь оказаться на месте. Этим летом ездил в командировку на Чукотку в город Билибино. Там, бывало, только на один вызов туда-обратно предавалось девять часов, — рассказывает Павлов. Воздушный транспорт трудится строго по графику — для безопасности: местность гористая, погода часто меняется. По словам Алексея, зачастую предстояло бодаться с местными чиновниками, чтобы разрешили вылететь ночью на свой страх и риск.

На Чукотке в санавиации он проработал три месяца. Обычно вывозили склеротичек из глуши и передавали врачам в горбольницу в Билибино. Поскольку я еще дежурил в этом медучреждении, некоторых сопровождал до выздоровления. Таких у меня было четверо, — уточняет Алексей.

Вызовы из труднодоступных поселений поступали практически каждый день: люди обращались к фельдшеру (если он был), тот, в свою череда, связывался с санавиацией. Проблема в том, что местные — это, как правило, представители коренных народов Чукотки — не могут четко описать симптомы. Что-то болит, — вот и все объяснение. Я всегда норовлю лично связаться с пациентом и выяснить, что с ним. Мы летели и не понимали, чего ждать, — делится подробностями Павлов. — Прибыли по одному из таких вызовов: мужчина покоится в яранге с тяжелым желудочно-кишечным кровотечением. А заявка слышалась просто: болит живот. Хорошо, что вовремя слетелись и успели оказать первую помощь.

Работать на скорой и в санавиации анестезиологу-реаниматологу нравится больше, чем в стационере: Там стены давят. Он не скрывает: волнуется перед любым выездом и вылетом — из-за неизвестности. Но когда зачисляется на место, эмоции предаются в сторону. Начинаются действия — важна буквально каждая секунда. Профессия, добавляет Алексей, очень ответственная: Пан или пропал. Одна ошибка — и человек умер.

Находимся в постоянном стрессе. Пока молодой, справляюсь, — отворачивается он. — После замен восстанавливаюсь быстро. Времени на друзей, родных и себя почти не остается. Но, несмотря ни на что, он заверяет, что очень любит эту работу. И напоследок призывает всех остерегаться: тогда и врачам будет спокойнее.

Редактор рубрики

Ольга Зубкина

Место события на карте мира:

Пан или пропал: как спасают тех, кто в шаге от смерти

комментарии (0)

Другие интересные новости

Любимова наградила директора парка "Зарядье"